– Раб, который говорить, жить, – клокотание его голоса вблизи напоминало рокот горнила в кузнице, и казалось, что изо рта вот-вот вырвутся языки пламени.
Он пошел назад, а Хали провожал его взглядом. Остальные надзиратели стояли в стороне и наблюдали за происходящим. Несомненно, этот хорт был главным, и в его руках сейчас находились судьбы всех, кто остался сегодня утром в этих скалах. И Хали уже ничуть не сомневался, что, если никто не заговорит, для всех рабов это утро может стать последним.
Внезапно главный остановился возле старика и положил руку ему на плечо. Показалось, что рука хорта была так тяжела, что старец зажмурился, удерживая ее на плече, медленно прогибаясь под ее весом. Но на самом деле старик просто боялся. Страх был так силен, что его ноги подкашивались, а по обветренным морщинистым щекам катились слезы.
– Кхаррит, ты говорить мне, где они, – теперь хорт обращался уже прямо к старику.
Молчание висело в воздухе. Слышны были лишь всхлипы плачущего старика, который, казалось, забыл родной язык.
– Ты сказать мне, где они? – тихо спросил главный, чуть наклонясь над ним.
Старик открыл рот, но слова застряли, и он только замотал головой.
– Я… я… я… я не… – он задыхался от страха. – Я не… не знаю…
Хорт смотрел на него еще несколько мгновений, а потом резко толкнул в сторону остальных сероликих. Старик успел сделать лишь несколько шагов и, уже падая, был подхвачен за руки двумя надзирателями, которые стояли ближе всех. Хали увидел, как в то же мгновение в руках главного молнией сверкнул ятаган. Сделав шаг, хорт вскинул клинок, отрубая упавшему пленнику руку. Хали зажмурился, но все слышал. Слышал, как кричал старик, как в агонии он катался по земле и захлебывался собственной слюной. Как крики превратились в хрипы. Измученный человек больше не мог выносить боль. Хали открыл глаза.
– О Солнцеликий! – сорвалось с его губ, и он закрыл рот рукой.
Кровь. Она была везде: на песке, на скалах и камнях, на стражниках и рабах. Старик уже был бледен. Его кожа стала почти такой же серой, как и у хортов, спокойно наблюдавших все это время за казнью. Главный стоял рядом с умирающим.
– Хур! – рыкнул он, и один из сероликих подошел к старику и поднял его на колени. В следующий миг ятаган вновь описал в воздухе полумесяц, отсекая умирающему человеку вторую руку, за которую его и держали. И вновь раздался крик. Но в этот раз уже короткий. Старик потерял сознание и упал вперед, разбивая лицо о камни.
Помощник бросил отрубленную руку под ноги рабам. Хали посмотрел на них. Ужас, что застыл на лицах, могла видеть только сама смерть, которая пришла сегодня и уже, кажется, наложила на них свои костлявые пальцы. Через несколько мгновений она заберет с собой первого, и это только начало.