Горшок с фикусом по воле ладони падает на пол и с грохотом рассыпается на преинтереснейшие мемориальные горы, кладбища листов из дневников малыша. Жа берет в руки горшочный осколок, что поострее, и делает, сдавливая красноту в глазах, надрез вертикально у запястья, ведет его вверх под аплодисменты в своих ушах, барабанные перепонки восторгаются в чувстве, поют «Аве…» и «Боже, зачем ты меня оставил!?». Жа доходит до изгиба и останавливается – дальше и некуда. Землей запачканный, пальцами черными водит он по волосам своим, сам себя гладит, сам успокаивает.
«Как же хорошо, – думает он. – Какой молодец, какой дурак».
Причудлива и тонка, с удивлением и немножечко с обидой Время смотрит на юные руки его и восклицает тихо: «Батюшки». Ноги мальчишки умывает красная роса, реки текут медленно, будто только оттаявшие от вечной зимы, нехотя, но бурлят, шумят, клокочут. Цветочник выстроился в полу у ног его маленьким лесом, Жа поливает своих живых слезами и реками горными, и созревают искусственные облака. Мальчику хотелось назвать Времю Хлоей, поцеловать на прощание ее еще нежную грудь, ему казалось, он слышит внутри ее растущие цветы, такие же, как под ногами у разбитого корыта, изнутри пробивающие себе путь к солнцу. «Что его убьет однажды, так это дивная, сладкая капелька пота на девичьей груди и улыбка кривого бога в разбитом зеркале, включающего непрерывный дождь, – подумал Жа. – А не…»
– : —
– Проходи, только тише, на носочках шагай.
– Я думал, ты одна живешь.
– Ну конечно, а деньги мне меценаты присылают за мои улыбки. Здесь моя бабушка. Она у меня одна осталась, это ее дом. И немного мой. – Асса звенела ключами, как колокольчиком на поплавке. Рыбки сбегались на долгожданный обед. Неуклюжая, она обронила слезинку под ноги, и рыбки, испугавшись, разбежались по своим зеленым и коралловым норкам. Жа снял ботинки еще у порога, Асса тут же кинула свое пальто с мехом какого-то когда-то живого существа. Мальчик увидел кровь на ее шее, но не придал значения, ему стало стыдно.
– Я могу…
– Тише, ничего не говори. Иди за мной.
Они вошли в кухню. Малыш Жа подумал, что редко когда дома начинаются с кухонь, а не с коридоров. Здесь же была винтовая лестница, что вела на второй этаж в комнату Ассы. Та кивнула подыматься наверх. Жа сделал пару шагов, и ступеньки глухо провалились звуком, похожим на хруст сухариков в зубах.
– Асса, это ты? – пробудился голос из соседней с кухней комнаты.
– Да, бабушка, это я. – Асса подошла к голосу, звучавшему как бормотание моторной лодки, встала в дверях и только украдкой бросала взгляд позади малыша Жа, давая ему указание быстро идти наверх. Он так и поступил. Половицы не скрипели больше, малыш Жа зашел в комнату, но оставил уши за порогом.