– Здесь есть старинный дом, пойдем, пока твои красивые не затопило. И его.
– А там живут люди? – людебоязненно поинтересовался Жа.
Асса улыбнулась, малыш ее моментно вознес к уровню любви, как к новеньким кроссовкам или лету.
– А там живут лишь Память и Тоска.
И правда, дом был старый, как ручей, который они прошли и обогнули. На возвышении горел костер. Казалось, дым шел во все стороны сразу. Дом был скрипучий сам по себе, его давно никто не трогал, только ветер. А как известно, если кого-то долго не трогать, он начинает каменеть и ржаветь. Дотронься нежно – почувствуешь, как напряжение вот-вот, да лопнет, кости заскрипят, коснись лишь. А вот вокруг дома вовсю росли цветы, и их никто не ел, никто не продавал. Жа удивился, правда ли он видит то, что видит Асса вот сейчас?
Малыш Жа внутрь заглянул, рукой открыв окошко – там было много хлама и чего-то большего еще. Асса уже открывала двери, те с трудом ползли по плитке, всей в траву заросшей.
Внутри дома был стол какой-то целенький совсем. Был шкаф, набитый книгами, фотоальбомами, какими-то там сундуками. Внизу еще мешки с бельем подвязанные валялись аккуратно, как могут только аккуратно валяться вещи. В углу стоял бюст Ленина и тикали настенные часы. Из комнаты вышли две женщины, поставили кастрюлю на плиту, одна шепнула:
– Здравствуйте.
– Привет. Вы кто? – спросил их Жа без интереса.
– Я Память Божьивна, а это – Тоска Детствовна. Мы сестры, как ни странно, – сказали две близняшки с глазами разной формы, цвета и длины. И узкости, и широты к тому же тоже. На обеих близняшках были длинные платья и туфли, похоже, на каблучках. А так – совсем как неродные. Волосы у Памяти были всех видов черного и серого цветов. А у Тоски – малыш бы назвал этот цвет волос цветом глубокого вздоха и громкого выдоха в пустую скважину прохладной тишины.
– Мы думали, здесь больше не живут, – решил Жа не рассматривать их долго потому, что стали те давить ему повсюду на живот и плечи.
– Все верно, здесь и не живут. А мы приходим только путников встречать, – сказала Память.
– Когда уйдете – мы уйдем. Мы спрячемся, а после и уйдем. Когда разграбят, – сказала живенько Тоска.
– Вот видишь, милый Жа? – спросила Асса.
– Что вижу? – не увидел Жа.
– Видишь, они здесь. Ты так их ждал, ты видеть их хотел всю зиму. Ты будешь с ними говорить?
Асса все прятала свои коленки синие в поцелуях и, сомневаясь, стеснялась что-то больше говорить.
– Пойдем отсюда, здесь воняет гарью и тухлятиной. На улице такое солнце, видишь, Асса, улыбнись, – промямлил, вскрикнув, мальчик.