Оскорбления номер три, четыре и пять засчитаны.
Черт, его понесло.
Если бы этот тип не был мужем моей матери, я бы, наверное, его вырубил. Он наслаждается, унижая меня, и не ему говорить о чести и достоинстве.
– Как скажешь, чувак, – говорю я. – Ты мне не отец и не семья.
– Благодарю Всевышнего за это. Будь ты частью семьи, сидел бы там со своей бедной матерью в респектабельном костюме и галстуке вместо этого. – Он указывает на мои темные джинсы и черную футболку.
Пол отлично знает, что у меня нет денег на покупку костюма, а он уж точно не захочет подарить его мне.
Хватит оскорблений на один день.
– Я пошел, – говорю я, потушив сигарету о скамейку, и направляюсь прочь.
– Ты мусоришь, – окликает меня Пол.
– Арестуй меня, – отвечаю я, направляясь к машине.
Я слышу слова пастора, проходя мимо окна церкви.
– Сегодня мы прощаемся с нашим дорогим Максом Тригером, человеком, жившим без страха, который был героем для всех нас…
Услышав эти слова, я вспоминаю девиз моей жизни
К черту геройство.
Далила
Плюс прослушивания любимой música на высокой громкости в том, что она заглушает все остальное вокруг тебя. Минус – люди могут прокрасться в твою комнату незаметно, как это делают мои младшие сестры. У них имеется раздражающая привычка думать, что семья должна окружать меня все двадцать четыре часа в сутки.
– Ты это наденешь? – Моя сестра Маргарита перекрикивает хриплый голос Аттикуса Пэттона, солиста моей любимой американской панк-группы «Тени Тьмы». Родители не понимают этой любви к американской музыке и предпочли бы, чтобы я слушала мексиканскую и испанскую, но мы с братом Лукасом, бывало, сбегали из дома и врубали ее на всю в папиной машине.
Я смотрю на свои джинсы и черную майку.
– Что не так с моей одеждой?
Маргарита кружится, ее светло-голубая юбка вертится вокруг нее, словно мельница.
– Папа сказал, чтобы мы должны хорошо выглядеть, потому что дон и донья Круз с сыном Рико придут сегодня вечером. А ты вырядилась так, словно собираешься на охоту с tío>[2] Мануэлем.
– А ты одета так, словно собираешься на свое quinceañera>[3], – говорю я ей, подходя к своему комоду и доставая тиару со сверкающими кристалликами, которую я надевала на свое собственное quinceañera больше двух лет назад. – Вот, можешь взять это.
Надев тиару на голову, Маргарита подходит к моему зеркалу словно королева.
– Теперь я похожа на принцессу?
– Si. Однажды все hombres>[4] в Панче станут в очередь, чтобы потанцевать с тобой. – Если папа разрешит. Мексиканские папы не самые кроткие родители, и мой не исключение. Он суперстрогий, когда речь идет о том, с кем его дочери могут танцевать, говорить или встречаться.