Алимчик (Шкурин) - страница 27

– Брысь отсюда, мелкие бесенята!


Но бесенята не исчезли, они повались на колени, и на коленях поползли к фифе, жалобно причитая: «госпожа, госпожа (меня покоробили, что мои двойники называли фифу «госпожой»), не прогоняй нас, мы больше никогда не будем! – и взвыли в один голос. Зеркальная фифа поморщилась:

– Все зависит от вашего друга, если захочет он признать меня госпожой, оставлю вас, если нет, – развоплощу!


– Захочет, захочет, – запищали мои отражения, униженно кланяясь и дергая меня за одежду, чтобы я подтвердил их просьбы.


– А ты, – повернула ко мне прекрасный лик зеркальная фифа, признаешь ли меня своей госпожой?


На мое счастье, у меня закружилась голова, и я ничего не ответил. В себя пришел на втором этаже в зимнем саду. Я впервые видел зимний сад. В кадках стояли пальмы с веерными и перистыми листьями. Еще были деревья с заплетенными косичкой тонкими стволами и мелкими листочками. Огромное множество красных, желтых и белых цветов. На небольшом столике стоял заварочный чайник и две чашки. Сергей Петрович, действуя как заправский официант, разлил чай и удалился. В зимнем саду одна стена была зеркальная, и там, в отражениях пальм и деревьев, попрятались маленькие бесенята-алимчики. Они смотрели жалостливыми глазами и молили, назови, о, признай, не только прекрасную зеркальную диву, отражающую фифу, но и настоящую фифу своей «госпожой», преклони пред нею колени и склони выю. Тогда будет тебе долгожданное счастье, а нас – не прогонят и не развоплотят. Пожал-луйста!


Счастье, – что это такое и с чем его едят? Смысл жизни, – разве может быть смысл жизни у изгоя, живущего от крадунства, которого несет река жизни меж высоких берегов к неизвестному морю, где точно утонешь, не выплыть. Кому нужно мое жалкое существование? Я ни перед кем в жизни не преклонял колени. Даже если назову фифу госпожой, что изменится в моей никчемной жизни? Счастья точно не прибудет.


Чай был благополучно выпит. Мне повезло, хоть и был неуклюж, но не чавкал, не пролил чай на стол или колени фифы и даже не разбил чашку, когда хлебал чай. Это в плюс. В минус – кроме чая с крошечными бутербродами ничего не съел. Между тем жрать почему-то хотелось просто неимоверно. Фифа, увидев голодный блеск моих глаз, скормила мне все крошечные бутербродики. Между чаем и бутербродиками она вдалбливала мне одну простую истину – я должен ходить к ней в гости постоянно. Ведь мы друзья, а к друзьям ходят запросто, без приглашений. При этом фифа начисто отметала даже слабый намек на моей морде, что мы из разных весовых категорий, она – из богатой, а я – из бедно-нищей.