Только теперь Лёха испугался. Испугался так, как не страшился в течение всего этого непонятного дня.
«Есть ли дом? – подумал он снова, – жива ли жена, здоровы ли дети?»
То, что жена, возможно, стара и больна, а девчонки старше его самого, Лёху не волновало: ему всё равно, какие они. Лёха постоял немного, собираясь с духом, и снова двинулся к остановке.
Похоже, был будний день, середина. На остановке – несколько тёток неизвестно из какого времени – в чёрных стёганых пальто, в вязаных блёклых шапках. Отдельной кучкой – подростки. Эти, точно, из двадцать-семнадцать: яркие куртки, толстые шарфы; голые щиколотки (как они не мёрзнут? Может, придумали какой обогрев, невидный на теле?); маленькие экранчики в руках у каждого.
Нужный Лёхе 291-й стоял «на посадку», все надписи светились, но открытой оставалась только передняя дверь, и путь в салон преграждал рогатый шлагбаум. Водитель – пожилой мужик – смотрел прямо перед собой и не обратил на Лёху никакого внимания. Тот вошёл. Спросил опасливо:
– А талончики есть? – смутно догадываясь, что «Единый» образца 1988 года, на какой бы месяц он ни был, не прокатит.
– 50 рублей, – ответил водитель, не поворачивая головы.
Лёха аж присел. 50 рублей!! Во, живут они в двадцать-семнадцать!! Это ж треть зарплаты!
– А бесплатно не отвезёте?
– Давай, алкаш, пешочком, если денег нет.
Лёха для вида покопался в кармане, нащупал металлический рубль.
– Может, талонами на сахар возьмёте? – с надеждой проговорил Лёха.
Талоны на сахар, которые им выдавали на четверых, никогда полностью не расходовались (сахара его девчонки ели мало), поэтому Лёха носил их своему бригадиру Михалычу-сладкоежке.
– Чего? – водитель, наконец, повернулся и воззрился на Лёху.
– Какие талоны на сахар? С лихих девяностых что ль? Сохранил? Покажь.
Лёха вытянул из кармана три талончика «январь 88», попутно зацепившись мыслью за странные слова «лихие девяностые». Водитель глянул:
– О, восемьдесят восьмой год!! Откуда у тебя? Денег нет, а такую ценность в кармане носишь. Они теперь, каждый, наверное, рублей по 500, а то и больше у коллекционеров.
500 рублей – таких деньжищ Лёха и не видел никогда. Он представил пачку пятирублёвок, перетянутых крест-накрест бумажной банковской запечаткой, и даже вспотел.
Но придвинулся к кабинке водителя насколько мог:
– Не поверишь, мужик – сам не верю – я из восемьдесят восьмого года. Как к вам в двадцать-семнадцать попал – не знаю. Голова болит, ничего не догоняю. Может, треснулся где, и мозги отшибло? Перестройка началась, помню, я здесь, на ЗИЛе, работал, – Лёха дёрнул головой в сторону стеклянного здания ему неизвестного. – На Красногвардейской квартиру получили полгода как.