«Может, я умер?» – подумал Лёха отстранённо, но снег лепил в лицо так осязаемо, окна домов светились так ярко и разнообразно, машины гудели так отчётливо, что Лёха, не додумывая эту мысль, вернулся к предыдущей. И тут он понял. Не важно – кто, не важно – как, важно – зачем. Ему дали шанс прожить кусок жизни ещё раз. Как мастерица, обнаружившая в причудливом узоре лоскутного полотна кусок, не подходящий по цвету, заменяет его на другой, нужный. Это не просто, но возможно.
Значит, Лёха – счастливец! Наверное, никому из живущих не выпадало такого подарка – считать прожитую жизнь черновиком, начать тот же кусок жизни «с чистого листа». И тогда результат будет другим, таким, каким и предполагался с той самой минуты, когда в юности на пляже Рублёвского водохранилища Лёха познакомился с Танюшкой и понял, что дальше его ждёт только счастье.
Необходимо решить единственную задачу: как вернуться в ту отправную точку, как соскользнуть вниз на свой чудесный виток, как привести в обратное действие механизм, его в этот век доставивший?
Во-первых, вернуться домой, к Танюшке, ведь оттуда он поехал на работу в этот день? Значит, где-то там проходит тот невидимый бракованный шов цельного полотна его жизни. Начать движение оттуда. Может, тогда он проснётся на Автозаводской, опустит пропуск на второй проходной, пройдет мимо дедушки Ленина с протянутой к победе коммунизма рукой, мимо ёлок и мимо кузовного цеха. А после смены вернётся домой, и Танюшка обнимет его, а потом будет смотреть, как он ест, и смешно рассказывать то, что произошло с дочками, пока он работал. Будут тикать часы на стене, капать вода из крана (поменяю прокладку в выходной), и мир будет полон, и жизнь впереди – долгой и прекрасной.
Но нет. Сегодня уже очень поздно. Танюшка спит, наверное. Завтра. Он доберётся сейчас до той квартиры, адрес которой записан у него на бумажке, и переночует там всего только раз – с этого дня на следующий. Потому что завтра, он придёт к себе домой, в тот дом, из которого ушёл недавно и попробует ещё раз всё объяснить жене. И даже если она не поймёт, поедет на завод и проникнет в эту чёртову щель, где бы та не находилась, и поменяет, поменяет – не сомневайтесь! – гнилую ткань своих ошибок на новую, совпадающую по цвету и фактуре с предыдущим жизнерадостным куском. Лёха приложил пуговку на связке ключей к небольшой площадке (Танюшка научила), дверь легко поддалась, запищав. Поднялся на лифте, открыл дверь. Квартира жила своей жизнью. В коридоре горел свет. На кухне уставленной несколькими столами, как в любой коммуналке, орали и мутузили друг друга несколько человек. Лёха взглянул искоса. Один из мужчин с длинными волосами, стянутыми резинкой в пегий хвост, и стоящий к Лёхе спиной, вызвал у него неясное томление. Но Лёха, не заостряясь, прошёл в свою комнату (первая дверь направо, после кухни), включил свет (рука нашарила выключатель привычно и безошибочно), обозрел полупустую комнату и, сделав два шага, рухнул, не раздеваясь, на несвежую постель.