Я нервно усмехаюсь, чувствуя, как кожа покрывается острыми мурашками, а в следующий миг Никлаус отрывает мои ноги в туфлях на высоком каблуке от пола и несколько раз кружит меня в воздухе, вынуждая меня обхватить его шею руками и зажмуриться от страха. Когда он отпускает меня обратно, мы оказываемся на другой стороне коридора, у стены напротив окна. Теперь уже его ладонь ложится над моим сердцем, против чего я, кажется, должна возмутиться.
– Нет, чечётку я танцевать не умею, Ан-ни. Твой ритм нам не подходит.
– Значит, буду довольствоваться лишь танцем с Оливером, – ворчу я, убирая его руку от себя.
Никлаус усмехается, но тут же перекладывает ладонь мне на скулу, а взгляд опускается в район моих губ. В темноте коридора, разбавленной лишь светом луны из окна, его глаза кажутся чернее беззвёздной ночи. У меня вновь перехватывает дыхание.
Его большой палец касается моего шрама над губой, а сам он замечает тихо:
– Давно хотел…
Он не договаривает, потому что мы оба вздрагиваем от голоса Оливера, я сильнее, чем Ник, и смотрим в его сторону:
– Как интересно.
– Гросс, – усмехается Никлаус, отпуская меня. – Мы с Ан-ни разговариваем.
Кажется, примерно так ответил ему Оливер тогда, в комнате Молли. И мне это не нравится.
– Занимательные у вас разговоры, – бросает Оливер, отталкиваясь плечом от стены, у которой стоял. – Ничего не скажешь.
– Не занимательнее ваших.
– Ник, – предупреждаю я. – Оливер.
Никлаус даже взгляда на меня не бросает и отходит к окну, чтобы достать из пачки очередную сигарету, Оливер же останавливается напротив и молча смотрит на меня.
Мне становится не по себе.
– Оливер… – начинаю я, но он, сморщившись, отворачивается в сторону, словно звуком его имени из моих уст я влепила ему пощёчину.
– Мне надоела эта неопределённость, – зло бросает он следом. – Надоело выворачивать перед тобой душу и знать, что потом ты побежишь к нему, чтобы зажиматься в тёмном уголке.
– Оливер… – произношу я уже возмущённо, пока Никлаус тихо смеётся. Что тоже злит, кстати говоря.
– Ты должна выбрать, милая русская, – говорит Ол с долей печали, мольбы и нетерпения. – Общаться, и с ним, и со мной, не выйдет. Я не могу себе позволить репутацию осла, чья девчонка бегает к другому.
– Но я не твоя…
– Знаю! – повышает он голос. – Поэтому и пора определиться!
– В это-то и есть твоя вечная ошибка, – хмыкает Никлаус. – Ты никогда не умел быть терпеливым.
Я теряюсь.
– Она мне нравится, тупой ты кретин! – рычит на брата Оливер.
– Мне тоже, – жмёт тот плечами, выпуская дым изо рта. – И намного больше той репутации, о которой так паришься ты.