Ефим с Дантесом подошли ко второй группе людей. Здесь в центре внимания, в буквальном смысле слова, был щуплый человек с кудлатой бородёнкой и проплешиной на голове, подвешенный к суку дерева так, что был виден в основном его оголённый зад. Стоящие внизу внимательно разглядывали хилые ягодицы и время от времени изрекали с авторитетным видом какие-то фразы.
– Что вы делаете? – поинтересовался Ефим у одного из них.
– Не мешай, отойди, – нервно отмахнулся тот, продолжая разглядывать «обнажёнку» с таким видом, словно от этого зависела вся его судьба.
Тогда Ефим обратился за разъяснениями к ослу.
– Это тоже писатель. При жизни он возвёл себе пьедестал на Парнасе. Некоторые способности, счастливый случай позволили ему занять небольшой пост и он возомнил себя гением. При жизни пытался и других утвердить в таком мнении, но без особого успеха. Большинство своевременно разглядели в нём тщеславного, самовлюблённого в себя Нарцисса с множеством комплексов неполноценности. Но некоторые всё же поверили в силу своей ограниченности и вопреки здравому смыслу. Они млели, глядя на него, пели дифирамбы. Все они сейчас здесь, внизу под деревом. Созерцают своё божество.
Ефим вдоволь посмеялся, оценив по достоинству юмор ситуации. Дантес тем временем продолжал:
– А вот не менее занятная личность. Человек искусства. Он считал, что следует изведать всё, прежде чем будет иметь право что-либо поведать людям. Как всегда, принцип был извращён. Он стал предаваться пороку, но всё изведать не успел: помешала смерть. И здесь он подхлёстывает себя… скипидаром. Видишь, льёт в заднее проходное отверстие. Ух, как помчался! Так он скоро окажется у самой преисподней!
– Так тут имеется и ад? – поразился Ефим.
– Конечно, – ответил осёл, – но не советую расспрашивать о нём. Навсегда потеряешь покой. Послушайся моего совета, пригаси своё любопытство.
– Ладно, молчу, – помрачнел Ефим. – Идём дальше.
– Молодец! Двинули!..
Сначала путники услышали стрельбу, крики, а уже потом за поворотом им открылся город: из его ворот выходили, а то даже порой выбегали люди с чемоданами, сумками, рюкзаками, свёртками. Многие вели детей с фарфоровой бледности личиками, на которых синели напитанные горем глаза.
– Кто это? За что их гонят?
Дантес поморщился, крутнул головой, но ничего не сказал.
– Странно, ты обычно такой разговорчивый, а тут словно язык проглотил. Кто это?
Осёл нагнулся к его уху и принялся шептать.
– И это ты боишься произнести вслух?!
– Чем язык скупее на слова, тем твоя целее голова! – огрызнулся осёл. – И на земле за такое можно получить крупные неприятности, а тут, ты думаешь, исключение?!