– Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя. Где же кружка?
Сердцу будет веселей,
– продекламировал Пушкин.
– Точно! – обрадовался Бонифаций. – Вам тоже наизусть задавали?
Пушкин рассмеялся:
– Да я, брат, с этой старушкой был коротко знаком. Это няня моя. Добрейшая была женщина…
– Слышь, – вдруг прервал его Петуля. – Тут кто-то есть.
Сквозь шорох волны пробивались неясные звуки, похожие на плач.
– Геракл это! – Бонифаций вскочил на ноги. – По Спинозе страдает!
Он бросился в темноту. Поэт выхватил из костра головню и поспешил за ним.
На берегу у самой воды билась в рыданиях женщина.
– Ай-яй-яй! – голосила она. – Ой-ёй-ёй!
– Не Катька, – разочаровался Рюрикович.
– Сударыня, – склонился над ней Пушкин, – вы нуждаетесь в помощи?
Женщина взглянула на него и вжалась в песок. Огромные чёрные глаза, подведённые сурьмой, расширились от ужаса, длинные ресницы затрепетали.
– Дэв! – прошептала она. – Иблис! Я уже умэр?
– Не бойтесь, – мягко сказал Александр Сергеевич. – Я не причиню вам зла.
– Лучше бы я умэр! – женщина забилась на песке, как рыба, выброшенная из воды. – Ай-яй-яй!
– Стоит ли так убиваться, сударыня? Вы можете поранить себя, – Пушкин передал Петуле головню, легко поднял незнакомку и понес её к костру. – Вам следует обсушить платье.
На всякий случай Бонифаций посветил в разные стороны. Но ни Геракла, ни Спинозы не обнаружил.
Незнакомка всё ещё всхлипывала. Одета она была непривычно. Поверх чёрных кос под прозрачным платком блестела маленькая шапочка. Из-под узкого платья с жемчужными пуговицами выглядывали узорные шаровары, перехваченные на щиколотках тугими манжетами.
– Ой-ёй-ёй, как я нэсчастны! – в такт рыданиям на женщине позвякивали кольца и браслеты. – Русска рэка нэ хочит мэня утонуть!
– Вы хотели лишить себя жизни! – поразился Александр Сергеевич. – Но отчего же? Вы так молоды, хороши собой…
Женщина автоматически поправила шапочку на голове и разгладила фату.
– Маладой – да. Хароший – да, – подтвердила она. – А Стёпка мэня бросыла.
– Куда бросила? – Петуля, как и незнакомка, сел по-турецки. – В воду, что ль?
Девушка метнула на него взгляд из-под длинных ресниц.
– В воду я сам сэбя бросыла, – объяснила она. – А Стёпка мэня совсем-совсем бросыла. Тэперь она Настька любыт.
– Вот в чём дело! – догадался памятник. – Любовный треугольник. И наша красавица оказалась третьей лишней.
– Настька лишний! – обиделась красавица. – Простой дэвка, немытый… А я – княжески дочь. Ой-ёй-ёй! Зачэм я Стёпка повэрил? Зачэм от папка-мамка ушёл? Зачэм родина оставил? Ай-ай-ай! Шемаха! Шемаха!