— Чужая шизофрения меня не касается. — Я так рассердилась еще на этапе битвы с маленькими живодерами, что сейчас не собиралась сбавлять пары.
— Что тебя не каса?.. А! Ну да. Тебя, может, и нет, а вот остальные прислушались. И, отбив эти два комочка грязи, ты перекрыла нам доступ в любой — слышишь?! — в любой ближайший трактир! Как же ты тогда собираешься искать убийцу нежити? Думаешь, натворила дел, а я, лох такой, сам их все расхлебаю?!
— Перестань паниковать. — Я помнила, что в телеге была корзинка с каким-то тряпьем, и теперь упорно ее разыскивала почти на ощупь — битва с мелкими паразитами меня так утомила, что теперь нити почти не рисовали, перепутались все. Я все же слишком сильно рассердилась и при этом очень старалась никого не убить и не покалечить.
— Я не паникую, а смотрю на ситуацию трезво. Ты УЖЕ подобрала: кадавра, призрака и двух черных кошек. За три дня, Имран, за три дня! За каждого из них сжигают на костре.
— А еще я подобрала тебя. Ты изволишь быть недоволен этим фактом?
— Уела, — через какое-то время, наполненное гневным сопением, признал мой спаситель. — Но все равно. Куда мы денем?.. Эй, ты что делаешь?! Это мои лучшие подштанники! Они ж их зассут так, что никакими настойками не вычистишь потом! Я уже молчу про мех.
— Я отстираю, не жадничай. — Кошка смирилась с моим самоуправством и залезла в корзинку, в которую я бережно уложила ее незаконный приплод.
— Шатта лысого! Такое не отстирывается!
— Тогда сошью тебе новые.
— Из чего? Из своей алой мантии?
— А что ты имеешь против красных подштанников? — Я невольно улыбнулась, потому что мой спутник продолжал кипеть и повторять за Хрюшей неприличные слова, но силой корзинку со своим исподним отобрать даже не пытался.
— Это цвет церковников. За такое богохульство меня тоже сожгут. Ненормальная идиотка.
— Если все равно за каждый шаг сожгут, какая разница, за какой именно? — Я философски пожала плечами. — К тому же никто не заставляет тебя демонстрировать подштанники посторонним. И что, теперь несчастных черных кошек убивают вообще везде?
— Нет, только в храмовых землях и поблизости от них. Что ж. Хорошо, — выдохнул Инсолье через некоторое время. — Но раз уж ты решила пойти против этого мира, будь добра и… поклянись, что больше не сбежишь.
— Так я и не сбегала.
Котята уже присосались к матери, все это несчастное семейство было надежно спрятано в глубине повозки, и можно было устало присесть на колесо.
— Нет, слепая, нет. Ты вообще. Больше. Не отойдешь одна от повозки. Дальше чем на три шага! — рявкнул он в голос так, что я едва не свалилась со своего насеста.