Но хоть бы и так, откуда столько жестокости? За что?
Я рыдала от жалости к себе, от раздирающей боли, от тоски, ядовитыми змеями расползающейся по телу. Как же хотелось сейчас снова стать маленькой. Вернуться в недосягаемый мир детства и перестать думать о том, что случилось. У детей ведь это получается очень легко. Нисколько не сомневалась, что маленький мальчик с волосами цвета спелой пшеницы уже и забыл о своем испуге. Играет сейчас любимыми игрушками, которых у него наверняка в избытке, или болтает о чем-то. С папой.
С папой… Это никак не укладывалось в голове. Слова главреда о том, что Сотников женат, оказались ужасными, но и они не могли сравниться с этим удушающим откровением. Супруги иногда расстаются, так бывает, но соперничать с ребенком за любовь его отца я бы не смогла ни за что на свете. Не стала бы и пытаться. Особенно после тех слов, что выплюнул мне в лицо мужчина. Чего он боялся? Что я причиню вред его сыну? Кем вообще считал меня?
Может, я вообще все придумала? Звездное небо над головой и душистое сено, нежные руки и жаркие объятья? Ничего не было? И то, что случилось потом в моем доме, произошло только в моих фантазиях. Я слишком хотела этого – вот сознание и сыграло злую шутку. А на самом деле миллиардеры не смотрят в сторону золушек. И даже ради развлечения не целуются с ними. Ему наверняка есть с кем этим заниматься. Жена, любовница, а может, и не одна. Любой каприз… за крошечную часть его состояния. Достаточно только моргнуть – и выстроится очередь желающих. А мне там места не будет.
Слезы постепенно иссякли, но легче не стало. Горькая обида своими когтистыми лапами драла душу изнутри, и как спастись от этой боли, я не знала. Разве что уехать отсюда, плюнув на то, что будет дальше. На статью, на работу и на этого черствого деревенского принца с кучей денег и без капли сострадания. С глаз долой – из сердца вон. И хотя я понимала, что это вряд ли сработает, других вариантов все равно не было.
То, что из разбитого телефона надо было забрать симку и карту памяти, я сообразила уже позже, когда добралась до дома и, не раздеваясь, рухнула на диван. Свернулась в клубок, обнимая подушку. Слез не осталось, я наревелась почти до хрипа, вот только боль никуда не делась, а, кажется, стала только острее.
Были бы силы, уехала бы прямо сейчас. Но я ни то что вещи собрать не могла, вообще шевелиться не хотелось.
Понимала, что веду себя абсолютно непрофессионально, что нельзя сдаваться и отказываться выполнять задание. Настоящий журналист никогда так не поступит и не пойдет на поводу у чувств. Но хоть все эти истины и были для меня очевидными, ничего не менялось. Впервые в жизни до такой степени не знала, что делать дальше, и задыхалась от разрывающего меня отчаянья.