– Выходит, что может. Она быстро поняла, что этим состоянием можно манипулировать. Выставляя перед собой больного сына, можно с легкостью подписать сделку с очередным инвестором. Всех умиляет страдающий мальчик, которого привели на переговоры. Это ведь от большой любви, чтобы с ним не расставаться. Сразу все дела делаются быстрее! – Влад выругался. – А еще его выгодно использовать в рекламе. Так легко помогать чужим детям в фонде, если твой собственный на грани. К тебе сразу намного больше доверия. И любые слова и обещания кажутся более убедительными. Ну а если не выживет… – его голос зазвенел плохо скрываемой яростью, – что же… мы ведь еще молоды. Можем родить другого.
Я молчала, шокированная услышанным. Даже за те несколько минут, что общалась с Ваней, поняла, какой он милый и светлый ребенок. И весть о его болезни причина мне реальную боль. Но разве могла не думать так же родная мать? Та, что носила его под сердцем.
– Знаю, что сразу приходит в голову, – снова заговорил Влад. – Почему я, со своими возможностями и связями не лишил ее родительских прав. Потому и сказал, что связи есть не только у меня. Он нужен ей, именно такой, больной и умирающий. И единственный способ это решить – обратиться в суд. Но тогда нам обеспечена долгая тяжба. Скандалы, выяснение отношений, бесконечные разбирательства. И много-много шума вокруг всего этого. И вряд ли бы у меня получилось оставить Ваню в неведении. Сейчас он просто думает, что мама уехала, по делам. После операции, когда я буду уверен, что его жизни ничего не грозит, займусь всем остальным. А сейчас у меня просто не было иного выхода, кроме как увезти его и спрятать.
Это все по-прежнему напоминало какую-то фантасмагорию. Но и не верить ему я не могла: такими вещами человек вряд ли стал бы шутить.
– Скажи, – попросила осторожно. – Как вышло, что о Ване нет нигде никаких упоминаний? Только скудные сведения о тебе, о жене. Почти ничего о ваших отношениях. А о ребенке – и вовсе.
– Деньги многое решают, – хмыкнул мужчина. – Я плачу людям, которые следят, чтобы никакая информация не просочилась в сеть. А моя жена это терпит. Пока не дошло до развода.
– Прости, – я покачала головой, понимая теперь, чем обусловлена такая ненависть к журналистам. – Я не знала. Сначала вообще не знала, кто ты такой, а потом и подумать не могла, что у тебя есть сын. Встретила у реки милого ребенка и подумала, что его снимки хорошо бы смотрелись в нашем журнале.
– Это ты прости, – остановил мои объяснения Влад. – Я повел себя безобразно. Не разобрался, не попытался что-то объяснить тебе. Словно какая-то пелена упала на глаза, испугался до чертиков. Я ведь дни считаю до операции, когда весь этот кошмар останется позади.