– Никак нет, баронесса, – хотя на душе было так хреново, что я готов был ее укусить.
Ответ удовлетворил баронессу и она, понизив голос, словно выдавая страшные тайны, быстро заговорила:
– Ну, выжил и хорошо. Самое страшное позади, теперь потерпи немного.
Обернувшись и кивнув в сторону деда, продолжила:
– У этого шансов нет, что его держат? Родственник чей-то, наверное.
Потом посмотрев на бабулю «старшая» сказала:
– А эта 50 на 50, но я ее не люблю, хорошо, что спит. А то жалуется на все и умереть хочет.
Ну, продолжим насчет попытки моего побега с реанимации за деньги. На следующий день ждал моего спасителя с тележкой. Ожидание в состоянии дикого дохлого кролика, очень неприятное состояние. Когда я спросил у медсестры время, и та ответила, что «уже больше семнадцати часов», меня охватило дикое безразличие к происходящему, понял, что никто за мной не приедет. Одновременно почувствовал, что я не могу находиться в этом помещении. Опять придавил желудок, я попросил утку.
Попытка номер два. Меня разложили как индейца, но результата ноль. То ли я стеснялся, то ли это у меня были «лжепозывы». Ведь фактически нормально не ел с дома, где у меня началась температура, а это дней 8-мь (на самом деле их было больше, так как я не учитывал 4 дня под ИВЛ, когда меня полностью «выключили» и я их просто «потерял»).
Медсестра вышла. Я посмотрел на бабку, она открыла глаза. При этом ее лицо на мгновение приобрело тупое, недоуменное выражение, как у человека, очнувшегося в совершенно незнакомом месте. Посмотрев на меня мутными глазами, словно на чудовище, она словно отгородилась от происходящего – опять сомкнув веки. Мне хотелось просто сесть на край кровати. Это превратилось в навязчивую идею, от которой не мог избавиться. Было одновременно страшно и безразлично. Я снял маску, и подтянул шланги катетеров, для движения. Начал медленно подниматься. Резанул болью катетер для мочеиспускания, зацепившись за что то, поковырявшись, дал ход шлангу. И вот я сел. Голова кружилась, что делать дальше я не знал. Знал одно – если меня увидит медсестра, меня скальпируют или кастрируют.
Посмотрел на деда и наконец-то увидел его лицо, оно было огромным, морщинистым, отчужденным и грубым. Большую его часть покрывала щетина или уже борода. Соседка была полностью накрыта одеялом и напоминала белый холмик.
Я начал медленно заваливаться обратно на кровать. Надел кислородную маску и прикинулся ветошью. Повышенная активность граничила с беспомощностью. Посмотрел на мраморный пол. Много бы вы отдали, чтобы просто встать и постоять на полу? На тот период времени я готов был отдать часть жизни. Пол близко, но стать нельзя.