Медсестра, поправляя оборудование старого пациента, дала совершенно непонятный мне ответ:
– Не переживай, ему сейчас лучше, чем тебе. В чем лучше и почему, спрашивать сил не было, да и медсестры почти с нами не разговаривали. В палате стало тихо, предупреждающий сигнал затих.
Каждые час нам автоматически проверяли давление. Сначала стонала старушка, и было от чего. На правой руке у каждого из нас был одет манжет и при подаче воздуха, он сковывал руку железной клешней, терпимо, но неприятно. Замеры давления происходили и ночью, придавая этому процессу особую пикантность и удовольствие. После того как простонала от боли старушка, я ждал своей порции ощущений. Но больше всего раздражало угнетенное сознание и ограничение в движении, невозможно было даже сесть на кровать.
Однажды увидев знакомое лицо с нашего 11 корпуса коронавирусных, я предложил 50 тысяч, чтобы меня забрали с реанимации и перевели в палату. Это был врач или стажирующийся кавказской наружности, который посмотрел на показатели сатурации, они уже составляли 92 единицы, и другие данные (за мной висело табло, где выдавались основные показатели мое жизнедеятельности). Немного подумав, он сказал, что завтра с утра «заберет меня». Радости не было предела.
Наступила ночь – дежурное освещение – сон. Опять не мог заснуть, какая-то дичь происходила с моим организмом. Наверное, я все-таки, отключался на несколько минут и секунд, но мне казалось, что я не сплю вовсе. Медсестра около двух ночи ушла дремать в коридор, где стояли кушетки. Время от времени она поднимала голову, как будто сурикат высовывался из норы. Через час ее вырубило, и она перестала показываться. Я ей глухо завидовал и смотрел в потолок. Так больше вариантов у меня не было – смотреть на агонизирующего и умирающего деда я уже не мог. То, что он умирал «по секрету» мне рассказала старшая медсестра.
В один из дней на обход зашла солидная тетя. Это была она – старшая медсестра. Об обходе «старшей», медсестры предупреждали друг друга, видать ее боялись и называли «мегерой». Медсестры вытянулись перед ней, как перед генералом. Глаза у «старшей» были большими и черными, как пуговицы на старом дедушкином пальто. Лицо достаточно красивое, но стареющее под толстым слоем косметики. Так как из лежавших в блоке, в сознании был только я, то старшая медсестра подошла ко мне:
– Как дела? Жалобы есть? Я почему-то решил назвать ее «баронессой» и не прогадал, ей это понравилось. Вообще в этом состоянии «непонимания», в большинстве своем я нес чушь и вел себя странно.