Впрочем, смерти она не боялась. Его предательство слишком потрясло ее, и ничто уже не могло произвести на нее большее впечатление, ни самые страшные угрозы, ни вид обнаженного оружия. Она была девочкой из какой-то жуткой сказки, а он — чудовищем, в которое превратился любимый человек, и она ждала от него только жестокостей, злодейств и изощренного коварства.
Тут он, наконец, остановился и повернулся к ней.
— Почему ты не послушалась меня? Это было так опасно! Я чуть с ума не сошел, когда тебя увидел!
В его голосе Еве почудился страх за нее. Но нет, конечно, это очередная ложь! Какая-то новая роль, еще одна маска, прикрывающая его черную душу!
— Как я могла поступить иначе? — каким-то глухим, чужим голосом спросила она. Раздавленная своими жуткими открытиями, она почти не сомневалась в своей правоте.
Муж вдруг шагнул к ней, и она невольно отшатнулась. Он замер, тревожно вглядываясь в ее лицо.
— Куда мы идем? — выдавила она.
— В безопасное место, — осторожно ответил он.
— В безопасное?! — Нервный смешок вырвался из груди. Что случится, если прийти в это самое безопасное место с таким чудовищем? — Самое безопасное — привести меня к отцу. Но замок в другой стороне.
— Милая, мы ведь хотели убежать с тобой, хотели быть вместе, это наш шанс… — Он замолчал под ее уничтожающим взглядом.
Если у нее и были крохи сомнения, то они рассеялись.
Потрясение было столь велико, что она лишилась сил. Ей не хватало воздуха, а проклятый корсет, казалось, все туже сжимал грудь, не давая лишний раз вдохнуть. Даже голова закружилась, и земля стала уходить из-под ног. Нет, она не может лишиться чувств! Только не сейчас!
Кажется, она пошатнулась, и он тут же оказался рядом, поддерживая сильными руками, глядя на нее с тревогой своим проклятым серо-зеленым глазом.
— Ева, любимая, тебе плохо? — О, чтоб ему вечно гореть в аду, такому искусному актеру! И в лице, и даже в голосе такая тревога!
Его прикосновение придало ей сил, и она решительно высвободилась из его рук, отступила.
— Я тебя ненавижу. — Она сама не узнала в этом надтреснутом хрипе свой голос. Его лицо исказилось, будто от боли.
— Ева… не говори так…
Мольба? Она горько усмехнулась.
— Это что-то значит для тебя, что я говорю и как? — выдохнула она. — Я благодарна, что ты хотя бы не отрицаешь очевидное. Это было бы уже слишком, Саймон Реджинальд Шелтон.
— Я не стану отрицать, — глухим голосом заговорил он. — Это мое настоящее имя. Я рассказал бы тебе правду, но не мог сделать это раньше. Но клянусь быть с этой самой минуты честным во всем! И первое, что я хочу сказать тебе теперь, когда между нами нет больше лжи и обмана — что я люблю тебя!