— Не волнуйся, он ни о чем не догадается.
— Ладно, — сдался Саймон, — будет тебе пятнадцать процентов.
Гвен расхохоталась:
— Ловко я тебя провела!
— Так ты просто разыгрывала меня? — возмутился он.
— Конечно. Ты этого заслужил. Каждый раз, как мы встечаемся, подкалываешь меня. Вот я и решила отомстить. Ладно, не обижайся. Не нужны мне твои проценты. Я тебе и так помогу, поговорю с Евой. Она еще слишком молода, и не понимает, что, кроме семьи, мужчине нужно еще что-то.
— Ну, ты и хитрюга! Лучше б ты делами своего дома занималась, — проворчал он. — Я слышал, ты сердечные дела своей прислуги улаживаешь? Вот и продолжала бы в том же духе.
— Все-то ты знаешь! Я всего лишь поженила свою горничную Джейн и кучера Джозефа. До сих пор удивляюсь, как такая болтушка с этим молчуном уживаются!.. Но что это? — оборвала она.
— Что?
— Твоя жена уж слишком расщебеталась с Генри. Тебе не кажется? Пора нам поменяться местами.
— Пожалуй, — согласился Саймон, и они решительно двинулись догонять ушедшую вперед парочку…
***
Генри с улыбкой смотрел на резвящегося сына Беркширов.
— Чудесный мальчик. Я так давно его не видел. После рождения дочери вы все время жили в замке Корби, нам с Гвен не часто удавалось приезжать к вам.
— Я жила там из-за отца. Он так любит Филиппа! Мальчик будто возвращает ему молодость, вливает в него силы.
— Как ваш сын вырос! Будет, наверное, таким же высоким, как Саймон.
— Не знаю насчет роста, а характер у него точно отцовский! — засмеялась Ева. — Упрямый, решительный, и всё должно быть, так хочет он.
— По-моему, неплохие качества для будущего графа, — заметил Генри.
— О да. Но иногда этот четырехлетний тиран выводит меня из себя. Надеюсь, Ева будет не такая… Кстати, Гвен мне сказала о ребенке. Я очень рада за вас.
— Благодарю. Вы же знаете, она очень страдала из-за того, что не могла забеременеть. Считала, что это ей наказание за… всё, что было в прошлом. Мы пережили тяжелые времена. Но теперь, надеюсь, все станет хорошо.
— Я в этом уверена. Как и в том, что я стану крестной вашего первенца.
— Обещаю вам это.
Ева улыбнулась ему, и какое-то время они шли в молчании. Генри заметил, что на лицо его спутницы набежала какая-то тень.
— Что с вами? — спросил он. — Вас что-то расстроило?
— О нет, ничего. Просто иногда приступы меланхолии. Например, я представила себе, что мы могли бы идти с вами сейчас рука об руку, но не как добрые друзья, а как муж и жена. И Филипп называл бы отцом вас…
— Слава Богу, этого не произошло. — Генри решил, что надо развеять ее грусть, и сказал, улыбаясь: — Помните, как я приехал официально просить вашу руку? У меня ноги подкашивались. Поэтому-то я и опустился перед вами на колено. А вы, наверняка, подумали: «Какой идиот!»