— Я не приму от вас отказа! Завтра мы отправляемся к лорду и моей невесте, и я желаю, чтобы вы примкнули к моей свите!
— Я так польщен, ваша светлость. Вы так добры, — пробормотал Саймон, вставая и отвешивая герцогу легкий поклон. Он был доволен. Скоро его жена будет в его руках. Очень скоро.
Его жена… Как это было странно! Саймон никогда не думал о женитьбе. Что он, гонимый судьбой, без крыши над головой, без денег и положения, мог предложить своей избраннице? А, тем более, своим детям?
Да, он, урожденный наследником графа, оказался изгоем, преступником, и беглым каторжником.
Но, во всяком случае, он жив, — в отличие от отца, четвертованного в Тауэр-Хилле за измену королю. Саймон вздрогнул, когда перед глазами неожиданно возник тот мрачный день, с моросящим дождем, с толпами людей, собравшимися на Тауэрском лугу, чтобы поглазеть на казнь аристократа, — это ведь был не какой-нибудь бедолага-вор, которого вздергивают в Тайберне, а сам граф Беркшир, еще недавно могущественный знатный вельможа!..
Сразу после казни отца двое слуг, муж и жена, оставшиеся верными семье графа Беркшира, отвезли его единственного сына в городишко в Северной Англии, где у них был домик, купленный на щедроты хозяина.
Саймон был болен, страшная смерть отца произвела на него столь тягостное впечатление, что у него началась нервная горячка, едва не сведшая его в могилу. И он не воспротивился этому переезду.
Но, едва оправившись от хвори, Саймон сбежал от своих благодетелей. Клятва мести, принесенная им у эшафота, жгла его огнем. Он должен расправиться с тем, кто послал отца на смерть!
Однако, едва Саймон оказался в Лондоне, его схватили люди лорда Корби. Они не скрывали, кто был их господином и, хотя и молчали о дальнейшей судьбе пленника, Саймон понял: лорд собирается расправиться и с ним, чтобы сын не смог отомстить за смерть родителя.
Ему удалось бежать, и с тех пор он отложил планы мести, опасаясь в любую минуту быть схваченным. Он затаился. Лучше всего это было сделать в лондонском Ист-Энде, этой клоаке, населенной беднотой, а также ворами и преступниками всех мастей.
Последующие два года Саймон попробовал себя в трущобах восточной части столицы на различных, нередко противоречащих закону, поприщах: он был и разносчиком газет, и мойщиком посуды в трактире, и вором-карманником, и карточным шулером. К восемнадцати годам он неплохо владел складным ножом и отмычками, и даже порой дрался за деньги на кулаках.
И вот тогда-то стрела Амура впервые настигла юношу, и прекрасная баронесса околдовала его. Саймон тогда спасался от гвардейцев, он успешно ограбил богатый дом на окраине города, но наткнулся на улице на ночной патруль. Баронесса ехала в карете, и грабитель, не видя иного выхода, прямо на ходу ввалился в экипаж — и оказался у ног ослепительной красавицы-брюнетки. Он собирался вытащить нож и припугнуть находившихся в карете, но, увидев только леди, да еще столь бесстрашную, отказался от своего намерения.