– Че, Анька, не все деньги вытянула с отца? Приходишь утешать, а сама свою сеть плетешь? Думаешь, не знаю, за чей счет дом ваш построен! Нищенка, приживалка чертова… Слышу, как Федька твой гуляет да бьет тебя, видно, мало…
Анна с тоской посмотрела на Шуру и молча прошла к калитке.
– Забогатела, так и разговаривать не хочешь, нос дерешь! Ну-ну, гордячка, только гордость твоя белыми нитками шита…
Анна, не отвечая на выкрики снохи, вышла из калитки, оглянувшись на дом отца, увидев его в окне, помахала рукой и пошла домой. А Филипп Федорович, тяжело опираясь на трость, вышел из дома, подойдя к Шуре, сильно толкнул ее тростью в бедро, тихо промолвил:
– Что ж ты, Шурка, вытворяешь? Все тебе мало: содержу вас, всю вашу ораву – тебе все не хватает? Ни дня не работала, как пришла к нам, ничего не приобрела, только сплетни носишь и раздор… Собирался я вас наделить деньгами. Сергей как-то сказал, что хочет переехать на железку, чтобы там дом купили себе, а ты хоть бы раз притворилась ласковой, так нет же: ни себе, ни людям… Ни во дворе от тебя толку нет, ни в огороде – ни к чему не способна… Я теперь еще подумаю, давать ли вам денег… Анну заела – через тебя ушла из дома… Я тоже не слепой, не глухой, все вижу и слышу, знаю, что живет она трудно. Да тебе что от этого? Какая радость все время ее шпынять? Что ты о жизни-то знаешь такого, чего мы не знаем? Может, поделишься?
Шура как стояла молча, опустив голову, так и стояла, пока свекор не ушел в дом. Поднялась она к себе на крыльцо, задумалась. Знала ведь, что она неправа по отношению к золовке, но пересилить себя не могла: такой стервой уродилась, такой и до конца жизни осталась, даже позже, когда уехали в Сары-Озек, купив там домик на отцовы же деньги. Но и там, по слухам, была стервозной со всеми соседями. А до той поры, пока переезд не случился, к отцу так ни разу и не пришла, не приготовив ему еды, не принеся воды в дом, не постирав ему белья, хотя жила на всем готовом в усадьбе. Только теперь дети и Сергей обрабатывали огород, сад и палисадник, она все же ни шагу не ступила, знай покрикивала на них.
Федор пригнал тракторок, вспахал огород, проборонил, но посадки оставил делать самим хозяевам. Тесть же, конечно, уже ничего делать не мог, только наблюдал. Встретившись взглядом с Федором, кивнул ему, приглашая к разговору. Тот понял, о чем будет речь, с виноватым выражением подошел, протянув руку для приветствия, но тесть, не подав руки в ответ, прошел в дом. Федор вошел вслед и встал у притолоки.
– Проходи, садись, Федор, в ногах правды нет. Ну, рассказывай, как живете? Как дети? Давно вы у нас не были, подросли, я и не вижу их. Сам не приходишь, вот оказия случилась – огород вспахал, спасибо, а так бы я и не видел тебя. Что-то женка твоя совсем не весела ходит… Болеет, что ли? Рассказывай, не молчи…