– Какого фундамента? – растерялся Джарет.
– Без любви,– Кира с сочувствием покачала головой. – Без любви всё остальное становится бессмысленным.
Джарет внезапно ощутил какое-то странное чувство, словно где-то в его сознании набухал мерзкий нарыв, грозя прорваться и залить всё вокруг смертельным ядом. Больше всего на свете ему сейчас хотелось развернуться и броситься бежать, куда глаза глядят, главное, подальше от этой женщины, которая словно держала в своих руках кощееву иглу его жизни.
– Но я люблю тебя,– вместо спасительного побега, выпалил пылкий воздыхатель. – Разве ты этого не чувствуешь? Я ведь пожертвовал для тебя всем.
– Прости, Джарет, но я не думаю, что ты понимаешь, что это значит – любить,– Кира пожала плечами, как бы извиняясь за свою прямоту. – Тебе просто хочется исполнить свою мечту о семейном счастье, и для этого нужна женщина, которая понимает, как такую семью построить. Но любовь – это совсем другое, это не про то, чтобы что-то получить, а как раз наоборот – чтобы отдавать.
– Ты поэтому отдала своего Семёна другой женщине? – сказано это было шутливым тоном, словно Джарет пытался сарказмом отгородиться от края пропасти, куда его толкали слова Киры. Увы, она не почувствовала скрывавшегося за сарказмом отчаяния, а потому ответила с ленинской прямотой.
– Счастье Семёна для меня дороже всего на свете,– на губах Киры промелькнула и тут же растаяла горькая улыбка,– поэтому я никогда не потревожу его душевный покой, не разрушу своим появлением его жизнь.
От острого предчувствия беды Джарета бросило в жар, он понял, что нарыв в его сознании вот-вот прорвётся.
– Остановись,– жалобно попросил он,– не делай этого. Если сейчас ты от меня отвернёшься, случится что-то непоправимое.
– Прости, Джарет,– Кира устало вздохнула,– но симулякр любви меня больше не устроит, так что тебе придётся найти другую кандидатуру на роль хозяйки твоего дома.
По своей мощи и красочности это даже чем-то напоминало праздничный фейерверк, нарыв прорвался, затапливая сознание бессмертного парализующим волю ядом острого, как бритва, чувства вины. Лицо Джарета побледнело и застыло гипсовой маской, взгляд, который только что отражал кипевшие в его душе страсти, вдруг сделался отрешённым, как у медитирующего монаха. Несколько секунд в его глазах ещё можно было заметить что-то вроде недоумения, но и оно вскоре растворилось в мутном потоке смертельного яда. Какими бы горькими ни были слова Киры, но они никак не могли произвести на её поклонника столь ошеломляющего эффекта, по своим последствиям равного разорвавшейся бомбе. Из нормального живого человека Джарет вдруг превратился в манекен. От одного только вида его застывших лужицами серого стекла глаз женщину бросило в дрожь.