Витрины павильона были выполнены из красивого разноцветного стекла. Войдя, Алька обрадовалась окутавшей её прохладе, перемешанной с ароматами цветов, стоящих в больших напольных вазах.
Походив немного, выбрала шесть белых роз, кончики лепестков которых окаймляли мелкие голубые стразы. Заплатив, вновь вышла на улицу и уже не обращала внимания на раскалённый пылающий жар, на спешащих куда -то прохожих, на трели птиц, распевающих в кустах, росших вдоль забора, что отгораживал кладбище от шумного города.
Войдя в главные ворота, Алька подошла к указателю и стала рассматривать план кладбища. Буквы и цифры плыли перед её глазами, с большим трудом она нашла номер могилы матери и направление. Сориентировавшись, не спеша пошла, то и дело поглядывая на указатели. Идя по дорожке, чувствовала трепет взволнованного сердца и страх, гуляющий по её жилам. Он скручивал и наполнял ноги тяжестью и выкручивающей болью.
Алька остановилась и постаралась себя уговорить. «Ничего ведь страшного нет, сейчас ты увидишь её могилу и наконец поверишь в то, что её на самом деле нет в этом мире. Она в том месте, откуда возврата нет. Всё это время ты успокаивала себя мыслью, что она жила совсем рядом. Наблюдала за детдомом, прячась за углом соседнего дома, боясь показаться. Боялась не дать своей дочери того, что есть у неё в детдоме».
За этими тяжёлыми мыслями она не поняла, как ноги привели её к нужной могиле. Алька стояла над заросшим травой, едва видневшимся холмиком земли, с воткнутой в него небольшой табличкой, на которой чёрной краской было написано «Громова Лангрия Дмитриевна».
Алька не сводила глаз с имени матери. Её не интересовали ни фамилия, ни отчество, она знала, что они выдуманные, а вот имя - самое красивое, самое необыкновенное, как журчащий ручей, несущий живую прохладу и жизнь, - оно одно-единственное на всём белом свете. Вот она, жестокая правда, леденящая душу и открывающая глаза перед реальностью. Мамы больше нет - вот она, правда. И все Алькины детские мечты рухнули разом в бездонную пропасть.
Она копалась в своих воспоминаниях, пытаясь вытащить образ матери, но у неё ничего не получалось. Сплошной серый туман и в нём едва проявляющийся образ, как бы она ни боролась, пытаясь увидеть его, ничего не выходило. Может, поэтому не было слёз, не было душевного терзания и боли, и не было слов.
Алька не знала, что говорят, стоя у могил, со Славкой было легко, она всё время разговаривала возле могил деда и бабушки, будто они были живыми. Алька вздохнула, положила цветы на холмик земли, постояла ещё немного, смотря, как переливаются голубые стразы на белых лепестках роз от лучей солнца.