Он не стал бы спорить со мной, даже согласись я обратить целый мир в пепел войны, но для себя уже всё решил.
– Выйдите, – сказала тихо. – Мне нужно одеться.
Они вышли. Все. Вместе с тем человеком, который был мне сейчас жизненно необходим. Но я мысленно поблагодарила его за то, что он не дал мне возможности передумать. Слезы жгли щеки солью, пальцы тряслись, и оголенные нервы рвало на куски. В знак протеста я натянула рубашку Ричарда, которая была мне велика, и пришлось подкатать рукава. Пуговицы долго не поддавались, отказываясь попадать в петли. Время окончательно остановилось.
Я вышла на крыльцо дома, где застыла вся траурная процессия. Босые ноги холодил ветер – вымазанные грязью кроссовки оставила на пороге как последнее напоминание о себе.
– Я разберусь во всем, – пообещал Ричард, мазнув мое запястье прощальным касанием. – Не беспокойся, совсем скоро всё наладится.
Меня не тащили волоком, я добровольно прошествовала к порталу. Босоногая, но гордая, облаченная в мужскую рубашку, не расчесанная с утра. Не приняв предложенной Харотом руки, шагнула внутрь.
Ричард стоял на пороге и грустно улыбался. Я улыбнулась ему в ответ перед тем, как скрыться в водовороте пространства.
Разумеется, мы встретимся.
Это даже не обсуждается.
***
Король собрал в зале заседаний моих родителей, Дардану и множество доверенных лиц, которым лично я никогда не доверяла. Меня окружили точно коршуны и твердили на разные лады фразы из давнего пророческого сна: про предательство, суд и то, что первая советница не имеет права поддерживать столь разрушительные отношения, которые порочат меня и весь королевский двор.
А о том, что мне даром не сдался титул советницы, они не подумали? Забирайте, люди добрые, коль вам он нужнее. Отправьте нас с Ричардом в Россию, если мы мозолим вам глаза.
Фигушки.
Впрочем, я реагировала со сдержанной агрессией. Огрызалась, но вполголоса, не вопила, огненными шарами не кидалась. Нервно потирая запястья, выслушивала материнские обличительные речи и успокаивающие слова отца. Происходящее напоминало дрянной театр с очень плохими актерами, которые изображают сочувствие, но на деле ищут, куда клюнуть больнее. Харот, понимая, что массовая атака не возымела результата, приказал всем покинуть помещение. Вскоре мы остались наедине, и нас разделил длинный стол переговоров. Король полыхал праведным гневом. Крылья его носа раздувались, желваки напряглись. В голосе тлела плохо скрытая угроза:
– Мне надоело быть твоим оберегом, Анна. Если в первые месяцы правления я искренне защищал вас от стороннего осуждения, ибо ты со своим другом-оборотнем освободила Кристань от тирании, то нынче настал час, когда во мне выгорело всё доброе по отношению к вам. Всё, баста. Ты не слышишь никаких здравых доводов, потому что уперлась в свою детскую влюбленность.