Судья возвращается и начинает зачитывать приговор. Она произносит много слов. Часть из них я понимаю, часть – не очень. Знаю, что это – ритуал, самое главное будет сказано в конце. Затаив дыхание, жду.
- … признать Иванову Марию Игоревну виновной в совершении преступления по статье…. – в голове шумит, помехи словно размывают чёткость слов и звуков.
А дальше мне кажется, что я глохну, что всё это происходит не тут, не со мной, а где-то с кем-то другим, в иной реальности.
- … Назначить Ивановой наказание в виде семи лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима.
Как? Как такое может быть? Я выучила эту статью от корки до корки, все её части и параграфы, я изучила в интернете судебную практику. Мне дали срок, будто человек погиб в результате аварии! Да, я помню, что в этой же части и тяжёлые повреждения. Но ведь ещё не известно, какие результаты даст лечение! И у меня есть смягчающие обстоятельства – неужели их вовсе не учли?
Судья что-то говорит об апелляции, но я не слушаю. Семь лет! Я и трёх-то боялась, как огня. А семь – это практически вся жизнь! Мой ребёнок всё детство до школы проведёт без мамы? А я? Через семь лет мне будет двадцать шесть!
Поверить в происходящее невозможно. Смотрю на маму. Согнувшись в три погибели, она рыдает. Ненароком взгляд останавливается на матери пострадавшего. Красивая, ухоженная женщина, богато одетая. По её виду совсем не скажешь, что в её семье горе. Она улыбается, переговариваясь с адвокатом.
За мной приходит конвой. Куда меня повезут? У меня ещё две капельницы, назначенные врачом. Мне позволят закончить лечение? И спросить не у кого. Конвоиры – как глухонемые истуканы.
Меня заводят в тёмное помещение и приказывают ждать. Всё, как в тумане. Тут только моё тело, душа осталась рыдать там, в зале суда. Это не я. Всё это происходит не со мной. Мне должны были дать условный срок! Откуда они цифру такую взяли – семь лет? Почему? Я к этому не готова!
Слёзы льются без остановки. Этого не может быть! Не может! Мыслей нет… Внутри стоит дикий крик. Душа крошится. Семь лет. Семь! Лет! Вся молодость, лучшие годы… Ну почему судьба так жестока?
А ребёнок? Как я смогу выносить его в колонии? Как буду рожать? Как смогу расстаться с ним? Как он сможет прожить без меня? Всё детство… У всех детей будет мама, а у моего малыша – нет? Почему это случилось со мной?
В комнату приводят ещё одну женщину. Она не плачет – наверное, заранее знала, что её осудят, и успела свыкнуться с этой мыслью… Женщина садится рядом, обнимает меня.