Шишли-мышли (Монакова) - страница 60

Да, моя мама странная, по мнению соседей. Все называют её «ангрези»[2], хотя вообще-то она из России. Вечная чужестранка и незнакомка. Но я знаю, что она у меня самая лучшая на свете, я её так сильно люблю!..

А вот дади и дада[3] — бабушка с дедушкой, — её не переваривают. Мама прекрасно знает это и говорит, что они её «просто терпят». Дади, надо сказать, более терпеливая — наверное, примирилась с судьбой за эти годы. Неприязнь к маме она тщательно скрывает за формальным соблюдением приличий. А дада порой очень сурово разговаривает с мамой, глаза метают громы и молнии — ну просто Амитабх Баччан в фильме «Месть и закон». Ему в ней всё не нравится. Он часто сокрушается вслух, что не о такой жене мечтал для своего единственного сына.


Мой папа учился в России на доктора, там же познакомился с мамой, влюбился, сделал предложение, и после учёбы они приехали в Индию, чтобы пожениться. У родственников отца был шок! Папе уже присмотрели здесь хорошую невесту с приданым; дело было почти слажено, родители девушки обещали подарить на свадьбу машину и пятнадцать лакхов рупий[4]. И вдруг — скандал, брак по любви с бесприданницей, ангрези, распущенной иностранкой! Распущенной — потому что, по мнению большинства моих соотечественников, порядочными жёнами могут бытьтолько индианки, а у иностранок нет в жизни никаких моральных принципов. Я, конечно, знаю, что моя мама тоже порядочная — даже получше некоторых местных. Но папе до сих пор, вот уже больше пятнадцати лет, жужжат в уши всякие «доброжелатели»:

— Вот увидишь — скоро она бросит тебя с дочерью и сбежит в Россию с каким-нибудь пилотом!

Папа не любит вспоминать, как тяжело он добивался от дедушки с бабушкой согласия на этот брак. Но мама мне всё давным-давно рассказала, поэтому я в курсе событий. По нашим обычаям, муж приводит жену в дом родителей. Но дада не хотел ничего об этом и слышать. Он сказал, что ноги этой подлой ангрези не будет в его доме, и уж коли сын решил на ней жениться, то окончательно опозорить семью ему никто не позволит. И дада решительно отказался помочь папе в открытии собственной клиники, о чём сам так мечтал раньше.

Папе пришлось уйти из дома, снять крошечную квартирку и устроиться в одной из больниц на низкооплачиваемую ассистентскую работу. С мамой они расписались в суде, официально, пригласив в свидетели старых друзей отца. Религиозного обряда в храме они так и не совершили[5], и потому дада продолжал кричать на каждом перекрёстке, что единственный сын позорит его седины — живёт с иностранкой «во грехе».