– Дэвина, запомни, наложница – это не только постельное развлечение. Ты принадлежишь семье в общем, и Кэрридану в частности. Ты – часть репутации, показатель могущества и власти. Завтра утром начнутся твои иные обязанности. И если тебе не хватит ума, проницательности и гибкости, то интриги высшего лондонского общества погубят тебя намного быстрее, чем большой член хозяина.
Что я могла сказать на это? Понятия не имела, о чем она. Эмма поняла это, покачала головой и ушла. Попыталась быстро уснуть, но страх, что Кэрридан может вернуться, долго не давал сомкнуть глаз. Но, в конце концов, усталость все же взяла свое.
Кэрридан арш Параваль
Ушел почти сразу же, не мог больше смотреть на слезы в этих глазах цвета расплавленной на солнце карамели. Оказывается, быть козлом легко только с теми, чьи лицо и имя сами собой забываются сразу после финала. И правильно – бежать надо было еще раньше, пока не попробовал ее вкус. И не вспомню, сколько женщин у меня было, но далеко не всех хотелось попробовать. От Дэвины не оторвался бы, если бы допустил это. Месяц ходил вокруг да около, и так и не смог понять, чем так манит. Красивая? Бесспорно! Но это не та привычная красота всевозможных шоу-див. С другой стороны, и не тихая забитая мышь. Как вспомню ту пощечину, щека зудеть начинает. И сегодня пыталась сопротивляться, хотя уверен, ей сто раз сказали, чтоб не делала этого. Так что с ней не так? Или, может, со мной?
Вернулся вниз. Гости разошлись. Отец все еще здесь, просматривает какие-то документы. Беру из пепельницы его сигарету. Слишком много вербены сегодня, ну и ладно, день рождения все-таки.
– Оставляешь себе? – спросил, даже не повернув головы, и я рад этому – не хочу, чтобы видел мое лицо.
– Да.
– И как она? Понравилась?
– Да.
Обсуждать это нет никакого желания даже с отцом, ведь как один из членов семьи он также может претендовать на нее в случае моего отказа. Мать опять, конечно, взбесится, если так выйдет. Не хочу быть причиной их скандалов.
– Дай Дэвине передохнуть хотя бы пару дней. Эмма сказала, что это необходимо, – молча киваю. – Кстати, я обещал ей подарок, если будет милой.
– Дари.
– А перстень?
– Тоже.
Какое-то время сидим молча, я курю, отец работает.
– Какие чувства ты испытывал, получив Эмму?
Отец поднимает голову от бумаг и смотрит неверяще. Я действительно перешел границу дозволенного, но мне важно это сейчас.
– Не радость, уж поверь мне, – все же отвечает он и сразу отворачивается, давая понять, что разговор окончен.
Докуриваю и возвращаюсь к себе. Здесь все убрали, нет ни одного видимого следа случившегося. Но запах крови девственницы никуда не делся. Девственницы, которую я месяц хотел до боли в яйцах и по какой-то нелепой случайности так и не трахнул в собственной машине.