Она легла спать, но сон не шел. В приоткрытое окно задувал легкий ветерок, теребя натянутую марлю и донося запахи дыма и травы. Громкие голоса нестройно выводили бодрую песню. Слышался смех, визг. Иррийская молодежь продолжала трехдневную пьянку.
Дверь скрипнула. Вейру Велд зажег настольную лампу, скинул сапоги. Варя прикрыла глаза, притворяясь спящей. Он снял рубашку, некоторое время рассматривал зашитые Варей места. Она следила за ним сквозь узкие щелочки между веками. В который раз поразилась развитой мускулатуре. Спина была в следах от пуль и в старых, более светлых, чем кожа, шрамах. Когда Вейру вешал рубашку на стул, повернулся лицом. И на груди были шрамы. Сколько же нужно воевать, и не командиром, а простым солдатом, чтобы получить столько ранений? Сколько ему лет? Прожил ли он хотя бы десяток из них без войны? Вейру начал снимать брюки, и Варя напрягла зрение. Пупок располагался очень низко – Варя где-то слышала, что это характерная особенность иррийцев, как и полное отсутствие волос на всем теле, кроме головы. Возле пупка тоже белела полоса от лазера. Мелькнула мысль, что еще немного, и мужскому достоинству Вейру Велда пришел бы конец.
Он подошел к кровати со всегдашней обманчивой ленцой, резко откинул одеяло. Варя невольно схватилась за краешек, чтобы не оказаться совсем голой.
– Нечестно, – укоризненно произнес он. – Ты же бессовестно пялилась на меня.
И как он заметил, в смятении подумала Варя. Его не проведешь.
Он ждал. Она зажмурилась и отпустила одеяло. Напился – мало ли что в голову взбредет, если упорствовать.
– Неплохо, – присвистнул Вейру и медленно провел рукой по ее спине и ягодицам. Кожа была нежная, шелковистая, укусы болотных гадов прошли – бабкины травы сделали свое дело. Варя чуть подрагивала от напряжения, ногти впились в подушку. Она чувствовала, как краска заливает ей лицо и распространяется дальше по телу.
– Перевернись, – приказал Вейру.
Не смея открыть глаза, она перевернулась на спину. Раздвинула ноги, не дожидаясь, пока он сделает это сам.
– Умница, – усмехнулся он. – Но не стоит торопиться, – он положил ладонь ей на грудь. – Знаешь, чем мне нравятся землянки? Мягкая грудь, – его рука перешла ей на плечо, заскользила по предплечью, обхватила тонкое запястье, – гладкие нежные ручки, мышцы которых так деликатно спрятаны под слоем жира, тонкие косточки…
Он сжимал ее запястье все сильнее. Ей стало больно, потом очень больно. Она открыла глаза и умоляюще взглянула на Вейру. Тот смотрел сквозь нее, не замечая. Она закусила губу, на глазах выступили слезы. Кисть онемела. Она слышала, как хрустят хрящики.