– Сэки Вейру, – всхлипнула она, не выдержав. – Пожалуйста, сэки Вейру…
– Сэки Вейру? – переспросил он, слыша ее и не слыша. – А почему не милый Вейру? Не сладкий котик?
– Но ведь никого нет…
– Зачем тогда ножки расставила?
Боль стала невыносимой. Варя застонала, срываясь на рыдание, безуспешно попыталась вырвать руку из железной хватки.
– Милый, сладкий! – сквозь слезы взмолилась она. – Я не могу больше… не надо, пожалуйста!
Вейру словно очнулся, отсутствующее выражение слетело с лица. Он поспешно выпустил ее руку, пробормотав под нос иррийское ругательство.
Варя отвернулась и тихо заплакала, скорчившись и прижимая к груди руку с белыми следами его пальцев. За что он ее так? Она сделала все, чтобы он был доволен, и сделала бы еще больше. Неужели он и впрямь такой садист, что только чужая боль приносит ему удовольствие? После внимания, которым он ее окружил, после подарков она никак не ожидала ничего подобного. Она успела отвыкнуть от грубости иррийцев и даже готова была признать, что не все они – сволочи.
Вейру Велд ушел, оставив ее одну. Она встала, налила себе здоровой рукой минеральной воды. Холодная минералка не облегчила боль, но прояснила мысли. Ведь, в сущности, ничего не произошло. Она сама виновата, что поверила в сказочку о добром и благородном иррийском командире. Конечно, приятно думать, что человек, от которого зависят твоя жизнь и благополучие, добрый и благородный. Но вначале, пока она еще не нацепила розовые очки, она была согласна и на то, чтобы он ее бил, заставлял работать, принуждал к неестественным формам секса – лишь бы не выдал особой службе. Так что ж теперь плакать? Надо просто расстаться с розовыми очками и продолжать играть свою роль.
Но все-таки она плакала, пока не заснула.
Утром запястье распухло, по нему расползся жуткий кровоподтек. Попытки воспользоваться рукой приносили боль, но Варя, надев одно из подаренных Вейру Велдом платьев с длинным рукавом, вышла помочь Нине Петровне с завтраком. Бабка вскоре заметила ее неловкие движения, всплеснула руками, отобрала у Вари нож и принесла какие-то мази.
– Не дело так обращаться с молодой женой! – сурово отметила она. – И ты, доча, после этого кушать ему готовишь?
– Но он же мой муж, – слабо возразила Варя.
– Ага, ага, – закивала бабка. – Добрый и ласковый. Как же, помню.
Варя вспыхнула:
– Зря вы так! Он меня любит. И я его – тоже.
– Любовь зла, полюбишь и козла, – изрекла непреклонная старуха.
Она ушла к соседке, выражая свое полнейшее нежелание вмешиваться в их семейные дела.
Вейру Велд явился уставший, с синевой под глазами – видно, не спал всю ночь. Варя постаралась поздороваться с ним приветливо, сделала попытку усадить его в кресло, которую он проигнорировал и сел, как обычно, на табурет, подала салфетку. Когда ставила перед ним миску с сырниками, больная рука дрогнула.