Иррийцы грабили и крушили Энск три дня. Улицы усеяло битое стекло вперемешку с кровью. Пожар на восточной окраине разрастался и потихоньку перебирался к центру. Варя жила в постоянном напряжении, но их роскошный дом оставался нетронутым. Лишь на третий день в дверь квартиры требовательно постучали.
– Кто там? – замирая, спросила Варя.
– Открывать! – раздался властный женский голос. – Если нет – наш ломать дверь!
Давешний ирриец изъяснялся получше. Война на окраинах Метагалактики шла уже не первый год, с языком противника успели познакомиться обе стороны. Но глупо смотреть свысока на завоевателей, как бы они ни коверкали слова. Варя щелкнула замком. В прихожую ввалились три женщины с кванторами. Тут же на нее наставили оружие:
– Золото, серебро, камни!
Варя послушно достала свою шкатулку и набор столовой посуды. Мысль о том, чтобы утаить что-либо, даже не пришла ей в голову, слегка звенящую от недоброго внимания трех темных стволов.
– Не прятать, – одна из женщин, с синими волосами, одобрительно пихнула ее квантором в спину, отчего Варя невольно вобрала голову в плечи. – Хорошо. Не убивать тебе.
Вторая, с вызывающе розовыми кудрями, сняла с вешалки шубу. Третья, тоже с розовой шевелюрой, но более нежного оттенка, заинтересованно рассматривала великолепную коллекцию косметики, потом одним движением сгребла в поясную сумку помады и тени. В другое время и в другом месте яркие пышные прически ирриек вызвали бы у Вари любопытство, зависть, желание поразить их в ответ какой-нибудь другой деталью внешности, но сейчас она больше всего на свете хотела бы стать прозрачной, а лучше – вообще невидимой.
Синеволосая повернулась к швейной машинке, вокруг которой были разбросаны ткани, поманила пальцем подруг. Та, что взяла шубу, присвистнула, развернув отрез голубого капрона с дымчатым рисунком.
– Это все? – требовательно спросила синеволосая.
Варя поспешно достала из шкафа еще несколько отрезов и готовых изделий. Она даже не пыталась спорить и думала про себя: хоть бы не проснулась Ирочка! Смерть бабушки, смерть отца, собственная травма, жуткая атмосфера захваченного города – это и так было слишком много для трехлетнего ребенка.
Иррийки выбрали несколько тканей, расшвыряв остальные по полу, пнули на прощание Шпульку и ушли. Варя перевела дыхание и стала наводить порядок. Она была почти счастлива: не тронули ни ее, ни дочь, не попортили мебель…
Вечером иррийцы уходили из Энска.
– Что они, отступают? – непонимающе спросила Варя, глядя в окно на шеренги, нагруженные добром мирных жителей.