– Эй, полегче, – уронил он невозмутимо. – Не забывай, что мы ведем войну.
– Ты же говорил, что вы не воюете с женщинами!
– Ее и не убьют. Парни просто развлекаются. В их возрасте это вполне естественно.
– Так ты это одобряешь?
– Я тоже был молодым, – хмыкнул он.
У Вари от гнева потемнело перед глазами.
– Я-то думала, ты только с проститутками имел дело, а оказывается, ты еще и мерзкий насильник!
В ледяном тоне Вейру Велда сквознуло бешенство:
– А ты, комнатный цветочек, никогда не спрашивала у своего любимого мужа, чем он в юные годы занимался на захваченных территориях?
Варя вспыхнула. Конечно, она спрашивала! Но не могла припомнить ответов… Роман никогда не отвечал на такие вопросы, отшучивался, переводил разговор на другие темы. Вспомнились и туманные недомолвки, и намеки, что он-то знает не понаслышке, как ведут себя захватчики. Неужели?..
Ей стало плохо. Она доковыляла на подкашивающихся ногах до забора, вцепилась в мокрые холодные доски, прижалась к ним лбом. Нет, шептала она про себя, этого не может быть… Но безжалостный разум подсказывал: очень даже может.
Подошел Вейру, проговорил неловко:
– Извини, я не хотел. Но ты первая перешла на личности.
Варя горько плакала.
Она долго не могла справиться с этим. Все ее представления рушились на глазах. Она всегда считала, что достойный человек не может делать такие вещи, пусть даже и во время войны. Роман был для нее идеалом. Отказаться от своей любви к нему или признать, что можно совершать ужасные поступки и оставаться при этом собой? А Вейру Велд? В рассказах офицеров СМ, и Романа в том числе, его окружал ореол кровопийцы и сатрапа, но, столкнувшись с ним лицом к лицу, она составила свое мнение о нем как о приличном, в целом, человеке. И вот теперь такое? Все-таки кровопийца он или нет? Она смутно ощущала, что этот вопрос сейчас для нее гораздо важнее, чем дилемма относительно Романа, хоть и любимого, но – увы! – оставшегося в прошлом.
Минуло довольно много времени, прежде чем сердечная боль успокоилась. Варя не смогла разрешить эти противоречия, она просто сдалась. Что толку рассуждать о том, любила бы она Романа или нет? Она его любила, а теперь уж все равно. И почему бы не смириться с темными сторонами жизни Вейру Велда, если, судя по всему, все военные в этом одинаковы? Тем более что конфронтация с ним явно не приведет ни к чему хорошему. Он и так достаточно терпим к ее нападкам. Но ведь терпение может и лопнуть…
Наверное, она слишком многого хочет от него. Кажется, ее требования к нему сильно повысились с момента их знакомства. Раньше ей хватало того, что он позволил ей жить. А теперь ей надо, чтобы он был морально чист, ласков, внимателен и обладал еще десятком положительных качеств. Зачем? Чтобы, говоря ему: «милый», «хороший», «любимый», не столь уж сильно кривить душой?