На стене, к которой он прижался, внезапно открылись пурпурные, зелёные и синие глаза и стали наблюдать за тем, как человек пытается успокоиться. Из пространства за ним появились две шестипалые руки, которые мягко обняли его, сцепившись на груди, и Фаррелл услышал знакомый неуловимый голос:
– Я отпустил его, потому что он выполнил своё предназначение и уже не находил в жизни никакого смысла. Прости, что тебе пришлось это наблюдать, но он должен был встретить тебя перед тем, как слиться со мной, – произнесло воплощение Белизны, с участием наблюдая за Фарреллом тысячей глаз. Тот оцепенело покачивался, не замечая тяжёлых рук и сочувственных взглядов.
– Тебя ещё многое ждёт впереди, Фаррелл Ордан, – сказало воплощение и, положив руки на сердце человека, мягко на него надавило, – Я верю, что ты справишься со всем, что стоит на твоём пути, – закончило оно и растаяло в воздухе.
Как будто проснувшись после жуткого сна, Фаррелл подскочил и осмотрелся. Разговор с Генрихом осел где-то глубоко в подсознании, а разум казался ему белым полотном, отражающим всё происходящее в новом свете. Прикоснувшись напоследок к старым кускам синтетической ткани, Фаррелл вышел наружу и, с болью захлопнув неработающую дверь, несколько раз позвал Альму, надеясь увидеть до боли знакомое синее свечение, узнавшее его даже через века безумия, узнав его в той изодранной оболочке, в которой его воссоздал саркофаг.
Сенсор молчал своей темнотой, а синий глаз не вспыхивал, сколько бы Фаррелл ни взывал к нему и как бы отчаянно он ни бился головой о раскалённый металл омертвевшей двери. Всё ещё пытаясь вернуть прошлое, Спасённый ощутил вспышку призрачного смеха где-то в своём подсознании.
– Если понадобится, я готов повторять это снова и снова, – услышал он сквозь время холодный бесчеловечный голос, повергший его в дрожь.
– Мы отдали ей всё, и отдадим ещё больше, – с болью ответил Фаррелл в пустоту, и его глаза потеряли всякое выражение.
***
Шатко шагая по пустынному городу и неосознанно ища глазами Фидеса, Фаррелл набрёл на здание, из которого доносились тихие разговоры. Когда дверь, среагировав на его приближение, открылась, голоса смолкли, и человек вошёл внутрь.
Пластмассовая отделка под дерево и сукно как будто вернула Фаррелла далеко в прошлое, до этого лихорадочного кошмара с Белизной, и только сильно кибернезированные потрёпанные люди, с интересом смотрящие на него, напоминали о произошедшем снаружи. По-видимому, это место было неким подобием бара, созданным по воспоминаниям живущих в прошлых веках людей – на стене, как будто в семейном заведении, висела трофейная доска с уже древним армейским ружьём, которое время от времени мерцало Белизной.