– Видишь? Объяснения того, что происходит в мире, законы, которые в нём действуют, происходящие в нём события имеют слишком малое значение – главное, чтобы был человек, который дойдёт до конца. И не важно, кем он будет, кто ему поможет и кем ему придётся пожертвовать – единственное, что действительно важно, – это содержимое, свет внутри, который он донесёт до конца, – хладнокровно сказал Светоч, смотря в глаза Фаррелла тремя белыми, слепыми дырами в его черепе, – Всегда, несмотря ни на что, Фаррелл, – ударил Светоч человека напоследок непререкаемым тоном. Человек ощутил, как его «я» расторгается внутри себя, говоря бесчисленными голосами, душами и лицами одну и ту же фразу поперёк и повдоль времени.
– Я всё равно люблю её, – непокорно ответил Фаррелл и с трудом приподнялся, положив локоть на бестелесное бедро Светоча и ответив на безжалостный взгляд Бога горящей яростью. Тот неожиданно добродушно рассмеялся, прикрыв на пару секунд свои глаза. Когда он открыл их, они уже были мягкого пурпурного цвета.
– Я не вижу её рядом с нами, – колко отозвался Светоч, заставив Фаррелла побледнеть, – Ты знаешь, – по-дружески продолжил он, – Даже параллельные дороги твоей роли пересекаются в некоторых точках, и эта – одна из них. Каждый ты, который доходит сюда, говорит мне это, и каждый соглашается раствориться во мне после того, как видит своё наследие, – успокоил человека бог и показал рукой куда-то вдаль, – В конце концов, главный инстинкт наполненного сосуда – вновь раствориться в абсолютном.
Когда Фаррелл отвёл взгляд от Бога, он обнаружил, что они со Светочем находились в безграничном поле, из каждого клочка земли которого медленно росли переливающиеся белизной металлические цветы. Исполненный восторгом, Фаррелл наблюдал, как они изящно вились вверх, к безграничному свету; как распускались цветки, вились мягкие стальные стебли и волновались, шелестя нежным перезвоном на тихом ветру, их лепестки.
Человек ощутил, как что-то вьётся вокруг его запястья, не давая его руке исчезнуть в пропасти Белизны. Когда Фаррелл взглянул на свою левую руку – свою человеческую руку – он увидел, как её поддерживают своими стеблями стальные ирис и лотос. По лепесткам ириса время от времени пробегали светло-зелёные искры; лотос же попеременно переливался всеми оттенками между синим и пурпурным. Два цветка заставляли Фаррелла терять себя в своей красоте, последовавшей за ним за предел жизни.
– Интересно, что ты каждый раз видишь их именно цветами, – заметил Светоч, не сумев, тем не менее, оторвать Фаррелла от любования своими творениями.