– Я мог выебать тебя, да и сейчас могу, – подтверждает мои мысли, переходя на грубость.
Отскакиваю от него как ошпаренная, бегу вниз по лестнице к входной двери. Мне невыносима его грубая откровенность, она разрушает меня, мою защитную оболочку.
– Я ни за что не соглашусь, не выйду за тебя! Ясно? Вызови мне такси! – кричу, чувствуя, что впадаю в истерику. – Немедленно! Или я босиком уйду, Бахрамов. И запомни, я не хочу тебя больше видеть. Если будешь преследовать, в полицию обращусь.
Не думаю, что моя угроза напугала человека, у которого на руках куча козырей, плюс огромное состояние. Но Давид больше не спорил со мной. Такси приехало через десять минут, в течении которых я стояла возле подъездных ворот. Бахрамов, разумеется, не вышел проводить меня. Чувствовала ли я облегчение от этого? Нет. Внутри царила паника, абсолютное смятение. И я чувствовала, что дальше будет только хуже.
Открыв дверь дома, мечтаю только о том, чтобы никого не встретить. У нас большое семейство, всегда так было. Мои родители всегда помогали своим более бедным родственникам. Даже сейчас, помимо семьи тети Инги, ее мужа, и ее дочери Ванды, с которой мы ровесницы, но при этом вряд ли нас можно назвать сестрами, или хотя бы близкими людьми, раньше с нами жила еще сестра мамы, Лариса. Еще постоянно гостили разные троюродные сестры, братья отца. Мой отец имеет прочные немецкие корни, которые очень чтит. Часть своего детства я провела в Германии, там у нас ферма, которой сейчас заправляет старший брат отца, дядюшка Вольфганг. Но пару лет назад эти два брата-упрямца поссорились из-за какой-то ерунды, и теперь не разговаривают.
Впрочем, даже если бы они помирились – у Вольфганга точно не хватит денег, чтобы спасти папу. Остальные родственники бедны как церковные мыши и всю жизнь жили за счет отца – он ведь самый старший по мужской линии…
Хоть и существует расхожее мнение, что немцы – скупые, экономные, мой отец не такой. Он всегда всем помогал… Но кто теперь поможет ему?
И все же, сейчас я всерьез думаю о том, чтобы всем нам вернуться в Германию…
Не стоило оттуда уезжать. Мне всегда там нравилось больше, нежели в Москве. Слишком шумной, слишком дорогой и пафосной… Но что поделать, если отец у меня немец, то мама – москвичка. Когда-то давно, Генрих Штольман влюбился в русскую красавицу и остался жить в России… Начал свой бизнес, сеть отелей эконом класса, сеть химчисток. И много еще разного по мелочи, играл на бирже, покупал акции. Все закончилось тем что отец стал президентом крупной инвестиционной компании. Все очень успешно работало, благосостояние семьи росло с каждым днем. Мы никогда ни в чем не нуждались с сестрой. Наше детство было очень счастливым, безоблачным. Хотя я всегда была на заднем плане. Слабая, застенчивая… Сейчас я испытываю муки совести от того, что нет тоски по Марго. Это ужасно. Наверное, я плохой человек. Как можно не испытывать сострадание к родной сестре? Пусть я росла в тени, а Марго это всячески подчеркивала…