Дверь нужной квартиры не только оказалась не заперта, но даже ещё и приоткрыта, а Пожарский торчал в прихожей. Лиза действительно наткнулась на него, как только вошла.
– О-о-о Лизбет! – увидев её, воскликнул Алик, заулыбался широко и радостно, оттолкнулся от стенки, которую подпирал спиной, шагнул навстречу. – Вот ты – настоящий друг. Не то что этот тварина. Даже дозвониться до него не могу. Тупо не отвечает. Вот же скот.
Это он про Ника?
– Ли-избет, – в который раз пропел Пожарский почти уже у самого уха, качнулся, оказался совсем уж близко, и Лиза отступила.
Няшные щеночки вовсе ни при чём, никто его не кусал, и, наверное, уже по интонациям в телефоне можно было определить, просто она и предположить не могла.
– Ты напился что ли?
– Ну да, – невозмутимо подтвердил Алик, тоже отступил, упёрся рукой в дверь, и та захлопнулась, а он опять покачнулся, но удержался. – А нельзя? – И тут же страдальчески выгнул брови. – У меня, может, причина уважительная. – Добавил упавшим голосом. – Страшное горе.
– Что случилось? – по-настоящему встревожилась Лиза, даже испугалась немножко.
Пожарский шмыгнул носом, отвёл взгляд в сторону, сообщил патетично:
– Бросили меня.
О господи! А она уже столько всего напридумывать успела. Хотя и сейчас, возможно, не так поняла.
– Кто?
– Не скажу, – мрачно заявил Алик. – Тайна.
Значит, всё-таки та неизвестная девушка. Конечно, трагедия, но не настолько масштабная, чтобы называть её страшным горем. А в случае с Пожарским вообще не слишком-то верится, что из-за подобного он способен настолько сильно переживать – напиться и вот так стенать. А ещё жутко хочется узнать, кто она.
– Почему тайна-то?
– Да потому что! – возопил Алик. – Лизбет, ты чё, не понимаешь? Меня и бросили? Хрень какая. Ты в подобное можешь поверить?
– Не знаю, – Лиза пожала плечами. – Наверное, со всеми такое случается.
– Я – не все, – категорично отрезал Пожарский, надулся обиженно, но быстро сменил интонации. – Ладно, пошли. Чего тут стоять? – глянул в сторону кухни, но почти сразу передумал. – Не, лучше туда. – Подошёл к двери в комнату, распахнул, повторил: – Проходи.
И сам ввалился первым, потом развернулся, оглянулся через порог и, увидев, что она застыла в раздумье, протянул обиженно, совсем как ребёнок, наморщившись и опять надув губы.
– Ну ты чего, Лизбет? Ну, проходи. Тут хоть сесть есть куда. А стоять я сейчас не могу. Тяжело. Ты ж понимаешь. Мне вообще тяжело. Хре-но-во, – пояснил он, чётко разделив по слогам, уставился в глаза. – А ты тоже хочешь меня бросить, да?
И, не дождавшись ответа, прошёл вглубь комнаты, плюхнулся на кровать, кажется действительно не в силах больше стоять. Наклонился вперёд, упёрся в колени локтями, обхватил ладонями голову и исподлобья снова уставился на Лизу.