Белый лист распластан на плоскости стола в бесстыдной демонстрации собственной непорочности. Он дразнит Рамарка, вынуждает ухватить отвыкшими пальцами шариковую ручку и начать писать.
Чертовски приятно быть умным. Я пишу это обдуманно и со знанием дела. Нечасто из меня такие слова вылетают. Пусть я излагаюсь несколько топорно, но мне такие мысли в голову приходят, которые не каждый может думать. Например, разговаривая с женщиной, я озвучиваю её собственные мысли. Даже такие, которые она никогда не озвучивала вслух сама. Когда моя собеседница утверждает, что я ошибаюсь, это лишь убеждает меня в собственной правоте, потому что женщины вообще любят вводить в заблуждение.
Милосердный Word позволяет слову обновиться, вернуться к истокам, исчезнуть. Слово в сети остаётся стройным, подтянутым, с элегантно подстриженными крыльями. Бумажное слово каменеет, набирает вес и, обессмысливаясь в приевшемся многократном повторении, переживает своего создателя.
Рамарк впервые в своей жизни перечитывает то, что написал.
– Бред, – резюмирует он вслух. – Хотя, что удивительного? Я ведь выпустил на волю стрелки часов и даже поглядываю на них, так что кое в чтом я нелогичен.
Как всякому разумному человеку, Рамарку не чужды иногда и разумные мысли. А в том, что он разумен, сомневаться не приходится. По крайней мере, когда весь мир сначала сходил с ума из-за глобального потепления, а потом впал в панику из-за предстоящего всемирного потопа, Рамарк лишь сардонически усмехался. Люди любят драмировать. Люди любят шоу. Хлеба и зрелищ! Воистину: не хлебом единым…
Скомканный листок летит в корзину для бумаг. Оказывается, более весомое, грубое и зримое уничтожать куда приятнее. Рамарк ловит себя на мысли о том, что может de facto обессмертить любую чушь, какая только взбредёт в голову. И эта чушь окажется важнее его самого, а для кого-то станет абсолютной истиной.
На новом листе он старательно вывел:
На самом деле я кот.
Обои с тихим похрустыванием продолжают отделяться от влажных стен. В забытом бокале плавают крохотные фрагменты штукатурки. Постепенно высыхающие шторы пахнут кисловатой сыростью.
Удивительно, как он может словами создать образ квартиры, в которой никогда не жил. Она стала даже реальнее его больничной палаты.
Но самое удивительное для Рамарка – осознавать, что его окружает созданная им самим галлюцинация, ведь на самом деле нет никакого крана на кухне, никаких часов, а компьютер, если он всё-таки есть, – всего лишь муляж, поставленный для успокоения больного. Наверное, сестра скоро принесёт обед. А, может, и нескоро. Рамарк сам запустил эти часы – не ему по ним ориентироваться.