— До сих пор не верю, что могу беспрепятственно трахать тебя в любое время, — прижимает к себе, упираясь неопавшим добром в ягодицы. — Мечтал о твоей влажности все эти месяцы, во сне переставлял в различные позы и отрывался на всех дырочках. Всю ночь с тебя не слезу.
Мы прерываемся только на кормление Киры, а затем с ненасытным голодом бросаемся в объятия друг другу. Знаю, мышцы с утра будут болеть от физических нагрузок, голова раскалываться от недосыпа, а между ног саднить от непомерного аппетита Мира, но я ни за что не откажусь от нашей ночи.
— Нам надо переселить Киру в детскую и нанять ей няню, — устало бубнит Мир, касаясь губами волос и сползая в тишину. — Собираюсь брать тебя каждую ночь, так что моей малышке понадобятся силы.
— Можно взять Зосю. Она хорошо ладит с детьми. Только на такие забеги каждую ночь меня не хватит, хоть найми с десяток нянь, — расплываюсь в улыбке, но Мир меня уже не слышит, тихо сопя в макушку и по инерции вдавливая рукой в кровать. Медведище. И так с места не сдвинешь, а в расслабленном состоянии кажется, что весит целую тонну, причём каждая конечность по отдельности.
С первыми проблесками серого, мутного рассвета обессиленные засыпаем, сплетясь руками и ногами, не обращая внимание на скомканные простыни, впитавшие в себя пот, сперму и смазку. Я уже забыла, что значит проваливаться в сон, не чувствуя наличие рук-ног и искрясь от сытого удовольствия. Отголоски многочисленных оргазмов щекочущими иголочками бегают по кровотоку, а мерные удары сердца, гулко отдающие в спину, звучат милее сладкой колыбели.
Что бы с нами не случилось, как бы не повернулась жизнь, мы всегда будем заканчивать путь так же, лёжа в объятиях друг друга и дыша одним воздухом на двоих. Нас не разорвать, не расклеить, не развести. Одно общее сердце, одна общая душа, один общий мир.
Дамир
— Смотри, смотри, как она вгрызается в мой палец, — шепчу, держа Киру на коленях. — А сил сколько… И хватка… Не завидую её будущему мужу, вонзится зубками и до кости плоть оттяпает, если я раньше в бараний рог этого урода не сверну.
— Ты хоть руки помыл? — скептически смотрит Ника на ладонь, сжатую маленькими, пухлыми ручками, по которой стекают слюни. — У Кирки столько прорезывателей, а ты ей пальцы в рот пихаешь.
— Предлагаешь силикон ей пихать? — хмыкаю, выгибая бровь. — Пусть практикуется на живом материале.
— Мир, — вздыхает. — Она же ребёнок, девочка, а не упырь, жаждущий крови.
— Не знаю, как насчёт упыря, но с появлением шестого зуба мои пальцы находятся в серьёзной опасности. Её аж трясёт от злости, когда прокусить не может.