Пыль и грязь бьёт в ноздри, обматывает лицо, оставляя открытыми только глаза. Женщина заставляет встать, дёргает за руку, опускает взгляд вниз и недовольно цокает. Отслеживаю её взгляд и натыкаюсь на нежно-розовый маникюр. Ну да, готовилась к встрече мужа, начищала пёрышки, а надо было, оказывается, сдирать всю красоту и резать себя во спасение.
Ругань без просвета, пинок в живот, заваливающий назад на лежанку, и к ухоженным ногам летят обмотки в пятнах и растоптанные калоши. Проглатываю брезгливость, успокаивая себя, что это всего лишь очередной шаг, позволяющий остаться незамеченной.
Женщина подгоняет, подталкивает в плечо, заставляет идти за ней, проводит по узким, низким ходам, тыкая, как я понимаю, в фронт работы. Котлы с нагаром, сковородки с плёнкой жира, кастрюли с засохшими ошмётками еды. Дальше хуже. Отдельный отсек для мусора, в который сваливается всё дерьмо. В круглую дыру, заменяющую окно, замечаю шикарный сад, небольшой фрагмент белоснежного дворца и поражаюсь, что за свиньи в нём живут.
А напоследок вишенка на торте, чтобы сбросила розовые очки и окончательно поняла, куда попала. Меня выводят на задний двор, где посередине врыт столб, а к нему прикован молодой парнишка, совсем ребёнок. Здоровый мужик охаживает его кнутом, а вокруг стоит толпа вооружённых боевиков и скандирует радостно на своём языке.
Спина отзывается фантомной болью, а в глазах пляшут чёрные точки. Что же вы все хватаетесь за кнут? Что же вам так нравится уродовать спины? Оседаю на землю, сползая по стене, чем привлекаю к себе ненужное внимание. Ведро холодной воды, выплеснутое в лицо, приводит в чувства, а морщинистая баба буквально тащит на себе в дом.
Она поучает, знать бы о чём, сбрасывает в углу, рядом с грязной посудой, пихает в руки щётку, придвигает песок и пинает ногой поближе котёл. Киваю в ответ на её вопросительный взгляд и зачерпываю песок, бросая его на дно посудины. Рядом замечаю ведро с водой, скорее всего предназначенной для мытья, и повторно киваю, что всё поняла.
Как только женщина скрывается в темноте прохода, подползаю к ведру и жадно зачерпываю пригоршню воды. Она отдаёт болотом и тиной, но жажда сильнее, чем последствия испорченной воды. Сложно сказать, когда я ела и пила последний раз, так как не представляю, сколько времени прошло с моего похищения.
Мне бы ещё поесть, снять мокрую одежду, отлежаться, набраться сил, но я с усердием чищу кастрюли, боясь ослушаться и сделать что-нибудь не так. Перед глазами, испещрённая кровавыми полосами, спина мальчишки, в памяти яркие воспоминания боли и запаха крови, в груди неумирающая надежда, что Мир найдёт. По-другому не может быть.