– Ну, что там?
Тот, закончив чиркать отметки на вощеной табличке, удивленно воскликнул:
– Надо же, а этот паренек прав. Ровно сто шестнадцать.
Поморщившись, словно ему очень не хочется связываться с непонятным, но по долгу службы он обязан довести дело до конца, квестор, уже не глядя на меня, пробурчал почти скороговоркой:
– Двенадцать по семь, плюс восемь по четырнадцать и еще пять по семь… Сколько всего?
Повторяю за ним бессмысленные для меня цифры, и ответ срывается не успевает глава канцелярии закончить.
– Двести тридцать один.
Фарон бросает быстрый взгляд на свои записи и надолго застывает в молчаливой задумчивости. Весь двор затихает вслед за ним и с интересом ждет, чем все закончится. Мой конвоир тоже терпеливо топчется позади, для него квестор такой же царь и бог, как и для всех остальных. Наконец, Фарон поднимает взгляд.
– Где ты научился счету, неприкасаемый?
Пожимаю плечами, помня, что на все вопросы надо давать убедительные, но непроверяемые ответы.
– Как-то жил у нас бродячий дервиш, он и научил. – Говорю так, потому что нищие и бродяги частенько забредали в поселок, а среди них встречались разные люди.
Квестор по-прежнему не спускает с меня недоверчивого взгляда, но что-то в его глазах изменилось, и я вдруг отчетливо понимаю в чем дело: «Сейчас ему чертовски нужен такой человек как я, поскольку время сбора урожая и со всех поместий и ферм спафария поступает зерно, мясо и прочее… Все надо учесть, пересчитать, излишки продать и кругом нужен счет, счет и счет… Такой человек ему нужен, но он не хочет связываться с неприкасаемым. Дилемма!»
Мне даже стало занятно – что же он выберет, и я с интересом жду решения, почему-то уверенный, что нежелание иметь дело с отверженным победит.
Внутренний раздрай так ярко отображается на лице Фарона, что мне даже жалко его становится. Мучается бедолага выбором, а мне пока совершенно безразлично. Переход в канцелярию квестора еще неизвестно чем обернется, а к своей теперешней жизни я привык, и она мне даже начала нравиться. А что, попрыгал полдня по плацу, а все остальное время – мое. Могу тратить его на саморазвитие, а могу просто дрыхнуть носом в тюфяк. Никому дела до меня нет.
Пока я размышлял, Фарон видимо пришел к какому-то решению, потому что морщины на его лбу разгладились, и во взгляде вновь появилась пренебрежительная надменность. Губы главы канцелярии скривились в усмешке, а указательный палец ткнул в ствол большой акации.
– Если уж ты так поднаторел в счете, то, может быть, скажешь сколько листьев на этом дереве?
Окинув снизу-вверх густую раскидистую крону, осознаю, что надо мной сейчас откровенно издеваются, и, не задумываясь, выкладываю первое появившееся в голове число.