— Останься в машине, Лена. Нечего тебе туда ходить, — серьёзно произносит Дроздов.
— Я одна здесь не останусь!
Опускаю ноги на асфальт, он забрасывает их назад и, нагнувшись, чуть ли сам не залезает на моё сиденье, просовывая голову в салон. Пытаюсь вытолкать эту гору мышц назад, надавливая на стальные плечи. Рома в ответ пытается пристегнуть мой ремень безопасности, громко чертыхаясь.
— Канарейкина, угомонись!
— Дроздов, выпусти меня! — шепчу в ответ, воинственно сдувая с лица выбившиеся из хвостика пряди волос.
— Я за тебя переживаю, сумасшедшая.
— Не надо за меня переживать…
Его лицо оказывается совсем рядом, в опасной близости, опять нагло и беспринципно врываясь в моё личное пространство. Пухлые чувственные губы сжаты в одну линию, под светло‑карими глазами, сверкающими направленным на меня гневом, залегли тени. Денёк, вернее ночь, выдалась у Ромы ещё та. И ещё я отказываюсь его слушаться.
— … я же буду с тобой, — выдыхаю, замерев.
— Со мной, — эхом повторяет Рома.
Черты его лица немного смягчаются, а взгляд теплеет. Смотрит на меня как‑то иначе.
Мои руки всё ещё упираются в его плечи, его ладони придерживают мои бёдра, кожу под ними начинает покалывать даже через толстую ткань джинсов. Вся наша поза кричит о двусмысленности и чертовской близости, переходящей за грань, но никто из нас не делает попытки отстраниться.
Хочу погладить по всклокоченным на голове Ромы волосам, пробежаться пальцами по колючей щетине и надавить подушечками на сжатые губы, заставив их расслабиться и приоткрыться. Несколько раз оторопело моргаю, потому что в ужасе оттого, что собираюсь сделать именно это. И, наверное, так и сделала бы, если бы не тихое покашливание отца, которое возвращает нас с Ромой в реальность, где мы не одни.
Округляю глаза.
— Чёрт!
Дроздов ударяется головой о крышу машины и поспешно вылезает наружу, оставив меня наедине с внезапной с распирающей теплотой в груди.
— Роман, ты мне нужен внутри, — говорит папа, тактично не задавая лишних вопросов, и не смотря в нашу сторону.
Он с интересом рассматривает кусты и клумбу рядом с участком.
Ромка, кажется, вспомнил первый курс и как краснеть, в темноте это не особо видно, но его щеки немного порозовели. Он стреляет в меня убивающим взглядом, а я просто пожимаю плечами, пряча улыбку.
— Иду.
— Я с вами.
Никогда не бывала до этого в полицейском участке ночью и, переступив его порог, понимаю, почему Дроздов настойчиво не хотел меня сюда пускать. Контингент тут, мягко говоря, странный. Подбитые физиономии, жуткий запах, странные женщины, кое‑кто даже спит на лавке, накрывшись газетой.