В следующее мгновение произошло несколько вещей: меня толкнули на стол, Спиридонова снесло серой волной и кто-то завизжал. Я молилась богу, чтобы истеричное особой не оказалась я сама, но вроде обошлось. Когда я села на столе, визг продолжался, а по полу катались мой бывший муж и его лучший, наверно, бывший друг.
Вася, более поджарый, быстро вывернулся, как змея из хватки Рубенского. Тот ухватил его за ворот рубашки и собирался ударить лбом в переносицу, но поэт вцепился в шею Мише и старательно душил. От удара под дых его это не спасло, потому что пропустив такую подлянку, Василий выматерился и потерял концентрацию. Муж скинул его с себя и начал вставать, замахиваясь кулаком в лицо. Тут меня снова отвлёк визг. Я недовольно обернулась, ища этого супостата, который мешает мне предаваться наслаждению. Согласитесь, нет ничего более приятного, чем два мужика бьющие морды из-за дамы. Особенно, когда ты и есть эта самая дама.
Пересекая холл, неслась на всех парах, аж волосы назад, мечта поэта. Она истеричное взвизгивала, а когда добралась до меня потребовала:
— Алиса, немедленно прекратите это!
— Да погоди ты, — я вернулась к мордобою и словно для себя продолжила. — Не каждый день из-за меня мужики морды бьют!
Парни стояли на ногах, как два поддатых танцора и тягали друг друга. У Миши была разбила губа, а у Васи порвана рубашка. Тут перевес качнулся в сторону бывшего: он всадил кулак в солнечное сплетение друга, тот задохнулся и согнулся. А потом исподтишка пнул в колено, Рубенской матюгнулся.
— Алиса, но я настаиваю!
— Вот и настаивай: на рябине, на смородине, но я рекомендую хрен, — отмахнулась я. Ещё чего не хватало. Настаивает она. Как Наташа себе это представляет? Я что должна грудью на защиту одного из них встать?
Тут мужчины заложили ещё один вальс вокруг столика, отфакстротели кресло, сделали викс на осколках вазы. Наташенька стенала над ухом. Но окрик со стороны свадебной залы заставил меня помянуть всех демонов ада с их начальством.
— Алис, что тут происходит? — Олеся стояла в дверях и округлившими глазами наблюдала за потасовкой. Миша вывернулся из пиджака и пыхтел что-то про предателя. Василий заломив оппоненту руку, ругался и называл бывшего друга трусом и кобелем. В этой какофонии звуков мой громкий крик «Берегись» прозвенел, как колокольный перезвон в мормонской церкви. В придачу я запустила в драчунов стеклянной пепельницей. Та пролетела, как учебная лимонка над их головами, крошевом рассыпавшись у стены. Мужчины расцепились, но тяжко дышали друг на друга. Я слезла со стола и с понурой головой пошла к невесте. За ее спиной, сверкая бровями, аки ястреб, стоял жених. Под этими тяжёлыми взглядами я стушевалась и выдала: