— Ну что, Фрэнни, самое время отметить начало новой жизни!
— Да ладно тебя. Бэт, тут ещё работы непочатый край, — смеюсь я.
— Главное, что старт удался. Откроешь? — Протягивает мне бутылку.
— Да. Ты со всеми пациентами так отмечаешь выписки?
— Нет, только с особенными! — кокетливо улыбается она.
Я открываю бутылку и наполняю стаканчики бурлящим напитком, который тут же переливается через край, заливая ее футболку.
— Прости.
— Да брось ты! — улыбается она и стаскивает с себя облитый верх.
Я отвожу глаза и выпиваю свою порцию залпом. Она хватает меня за подбородок и поворачивает лицом к себе. Мне уже никуда не деться от горящих глаз и трепещущей груди в полупрозрачном бюстгальтере.
— Что-то не так? — спрашивает Бэт, таким тоном, словно мы подростки, которые обжимаются на заднем сиденье машины и свободны, как ветер.
— У тебя есть муж, и я женат.
Вместо ответа ее губы кипятком обжигают мою шею. Волна жара поднимается выше, пока не встречается с мочкой уха. Ее зубки смыкаются, и эта легкая боль побуждает меня к активным действиям.
Я обхватываю пальцами лицо Бэт и впиваюсь в красные губы поцелуем. Отрываюсь от них, только чтоб поиграть с ней и растянуть удовольствие. Провожу кончиком языка по ее губам, и Бэт с готовностью приоткрывает рот, чтоб мой язык скользнул внутрь. Я практически пожираю ее, а Бэт призывно стонет, укладываясь под меня. Одна ее рука судорожно вцепляется в мою шею, не позволяя отодвинуться и ни на миллиметр, а другой она уже стягивает с себя шорты и трусики. Я ненадолго отрываюсь от ее рта, чтоб глотнуть немного воздуха и приласкать шею и грудь. Бэт помогает мне избавиться от джинсов и скрещивает ноги на пояснице.
После той ночи я пропал — в Бэт нашел смысл жизни, а все остальное послал к чертям. Я просто проигнорировал Кэтрин, и из реабилитационного центра выписался в гостиничный номер.
Бэт пришла ко мне в тот же день. Она вошла в номер и распахнула плащ, под которым не было ни единой нитки. Я набросился на нее, как зверь — настолько изголодался по привычной, полной страстей жизни.
Мы не вылезали из койки несколько недель. Я в деталях познал каждый сантиметр ее тела. Знал, где нужно ее поцеловать, а где прикусить. То было настоящее безумие, а любое безумие рано или поздно заканчивается.
Помню, как что-то в душе щёлкнуло, когда я увидел фотографии ее детей в бумажнике. Я понял, что делаю несчастной Кэтрин и детей Бэт, а еще ее мужа, до которого мне, честно сказать, не было дела. Не сказав любовнице ни слова, я вернулся домой. Трус, да и только!
* * *
— Я собрала твои вещи! — говорит Кэтрин, увидев меня на пороге.