Я никого не поймал. Даже на полшага не приблизился. И жизнь опять меня наказала за глупость и эгоизм. Неделю назад я навсегда перестал быть ребенком. Никогда больше мы не пойдем вместе на рыбалку. Никогда больше он не скажет мне: «Сынок, не вешай нос! Все наладится!».
Кэтрин сжимает мою руку. Я придерживаю ее за талию. Она очень слаба после второго курса «химии». Почти не выходит из дома, но сегодня жена здесь, чтоб меня поддержать. На ней светлый парик и черная шляпа с широкими полями.
Единственное, что я могу сделать, — это попрощаться, но все, что я вижу, это Саймон, который стоит вдалеке, под сенью дуба с толстенным стволом. Он переминается с ноги на ногу и докуривает уже третью сигарету. Они нашли еще одну. Иначе он не явился бы сюда.
Кэтрин тоже его заметила. Смотрит на меня с жалостью. Все понимает.
— Тебе надо идти?
— Да, после церемонии.
— Ты будешь в порядке? — спрашивает боязливо.
— Да, Сара отвезет тебя домой и поможет с поминками, — обещаю я.
«Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим. Подкрепляет душу мою; направляет меня на стези правды ради имени Своего», — доносятся до меня слова священника.
Прости меня, пап, что так и не дал тебе ни внуков, ни поводов для гордости.
* * *
Я почти вламываюсь в прозекторскую, а за мной еле поспевает Саймон, которому приходится почти бежать.
Эли привычно стоит у скорбного стола, скрестив ноги. Она, Саймон, Кэтрин, сестры — все смотрят с такой жалостью, что хочется взвыть.
— Почему сразу не сообщили?
— Вы же были на похоронах отца, босс, — оправдывается Саймон и тут же убегает, зажав рот руками.
— Как все прошло? — спрашивает Эли.
— Слушай, давай без прелюдий! Моему отцу было семьдесят шесть, и он прожил хорошую жизнь. А ее жизнь, — киваю на стол, — оборвалась слишком рано из-за того, что мы хреново выполняем свою работу.
— Фрэнни, мы делаем все, что можем. — Она выходит из-за стола и кладет руку мне на плечо. Терпкие духи возвращают приятные воспоминания. Хоть Саймона и воротит, запаха разложения не чувствуется.
Возвращается бледно-зеленый Саймон, и Эли сразу убирает руку. Какой в этом толк, когда все в отделе шепчутся о нашем романе? Романе, который уже давно выгорел.
— Где ее нашли?
— На городской свалке, — чеканит Сай, закладывая под нос жирные мазки ментоловой мази.
— Не в заповеднике? — Я ошарашен.
Если он изменил ритуал, то, возможно, занервничал. А если занервничал, то наделает ошибок. Его ошибки — это моя удача.
— Нет, на свалке, — еще раз уточняет Саймон.