Всё это я говорил лобовому стеклу, не в силах посмотреть на свой объект воздыхания. Она сидела молча, сжавшись в комочек и раскрасневшись как никогда.
– Насть… – я тронул её за руку. Девушка вздрогнула. Пробормотала торопливо:
– Мне надо подумать. – Вдруг распахнула дверь, выскочила наружу и побежала в сторону общаги.
Даже не попрощалась, зараза!
Я вздохнул и завёл мотор. И поехал домой. Очень сильно тянуло нажраться, но – бухать в одиночку – это как-то совсем по-алкоголиковски, а никого из своих друзей я видеть не хотел.
Батя засёк меня, когда я бочком пытался проскользнуть через чёрный ход.
– Ты куда это в смокинге ходил? – глянул он на мой костюм поверх очков.
– Наа благовторительный вечер. Помнишь, Алексей Михалыч про него рассказывал?
– А зачем? Или правильнее будет спросить: с кем? Надеюсь, невесту брал с собой?
– Эээ не совсем.
– Как это – не совсем?
– Ну, с девушкой, но другой…
– Ты вообще охренел? С какой ещё другой девушкой?
Я вздохнул. Сейчас отхвачу люлей, даже не получив перед этим за них награды… Вот так и делай добрые дела после этого…
– Ну, с Настей, с той, которая моя надсмотрщица в детдоме…
– Повторюсь: какого хрена?
Я решил: чего тут уже оттягивать неизбежное? Всё равно завтра-послезавтра узнает, а так – всё выложу за раз, и только одну казнь переживу, а не две.
– Мы искали спонсоров для капремонта в детдоме.
Отец побледнел, а потом побагровел. Я думал, заорёт сейчас, но он спросил на удивление тихо:
– А ты не слишком много на себя берёшь, щенок?
– Ну она просила, а я подумал, хорошее же дело…
– Да это не твоего ума дело! – батин голос потихоньку набирал децибелы. – Ты почему такие вопросы за моей спиной поднимаешь? Как я буду выглядеть, когда у меня спросят, а чего это мой сын ходит побираться к нормальным пацанам на пару с какой-то шаромыжницей?!
Почему-то после всех приключений с Настей гнев отца перестал пугать меня так сильно как раньше.
– А ты прикрой меня, как обычно: скажи, дети хотели просто поиграть. Забейте, пацаны, детдомовцы перетопчутся. Ждали пятьдесят лет – и ещё пятьдесят подождут. Какой-нибудь другой мэр им бюджет выделит…
Отец снова побагровел, с отливом в синеву, и, скривив лицо, замахнулся на меня рукой. Хорошо так замахнулся, амплитудно. Но в этом положении и замер. Потому ли, что единственная кровиночка и надежда на дружбу с генералом Савельевым, или потому, что я даже не дёрнулся. Наоборот, подставил лицо. Захотелось вдруг физической боли, чтобы унять душевную. Не любит она меня. Если б любила – не думала бы.
– Значит, так… – прохрипел отец, опустив руку. Не выпущенный наружу гнев клокотал в нём, мешал дышать. – Работы твои исправительные – прекратить. С сегодняшнего дня.