– Один! Два! Три! – орал Алёшка.
Витраж погас. В Зале Победы стало темно. В этот момент за спиной он услышал какую-то возню и возмущённые возгласы. Но он так орал, что массовка, предупреждённая, что во время съёмки в сторону камеры смотреть нельзя, этого не замечала.
– Четыре! Пять! Шесть! Семь! – он спиной понял, что какая-то женщина пытается прорвать оцепление, но мужики её не пускают, – восемь! Девять! Десять! Одиннадцать! Двенадцать! Тринадцать! Четырнадцать! Пятнадцать! Снято! – Алёшка радостно перевёл дух.
– Здесь музей! Кто позволил вам орать, в музее?! – завизжала в ухо, возмущённая женщина, как позже оказалась экскурсовод, наконец, прорвавшаяся через оцепление, – в музее нужно шёпотом разговаривать! – продолжала она вопить, – Вы слышите? Шёпотом! Шёпотом!
Довольный Алёшка, смотрел на неё, и улыбался. Это совершенно её взбесило, ей показалась, что он издевается над ней, и она толкнула его. Алёшка, инстинктивно отступил, зацепившись ногой за ножку штатива, с установленным на нём маминым, любимым и единственным фотоаппаратом. Штатив опрокинулся, и фотоаппарат грохнулся на пол, прямо перед Алёшкой. От неожиданности, он даже не попытался его подхватить. В ужасе, что от удара крышка аппарата откроется и драгоценная плёнка засветиться, и всё что он снимал целую неделю погибнет, Алёшка упал на него, пытаясь закрыть от света своим телом и курткой. Со стороны это выглядело, как будто он накрыл собой гранату, как рассказывалось на одном из стендов музея.
– Посмотрите! – кричала экскурсовод, – он же ненормальный!
Алёшку обступили посетители. Ничего не понимая, они пытались его поднять, а он рычал и вырывался. Экскурсовод билась в истерике, требуя вызвать милицию….
Она написала Докладную записку директору музея, о хулиганском поведении молодого наглеца, попиравшего память погибших героев, во время посещения музея группой товарищей из Ташкента, которую она сопровождала. Громкими криками, хулиган мешал посетителям слушать лекцию, утверждённую Министерством Культуры. Не пускал посетителей в Зал Героев, и демонстративно отключал свет в Зале Победы. А на замечания экскурсовода, устроил истерику, имитируя приступ эпилепсии….
Докладную записку подписали ещё два экскурсовода, подтвердившие, что крики хулигана были слышны в параллельных залах, и даже на другом этаже. Заместитель директора музея заявил, что о недопустимом поведении Алексея, он вынужден сообщить в издательство!
Однако, уныние вызывало не это, а безнадёжно сломанный мамин фотоаппарат. Ничего плохого Алёшка не делал и не сделал. Если этого не понимает дирекция музея, или какая-то взбалмошная баба, то это их проблемы. Он, со своей стороны сделал то, что должен был сделать. Сейчас важно убедится, удалось ли правильно всё рассчитать. Он, и только он, здесь главный судья. Он несёт ответственность перед самим собой. Он делал это не за деньги. О них он вообще не думал. Сможет ли он смотреть в глаза тем людям, которые разговаривали с ним на равных, дали ему возможность попробовать, испытать себя. Он помнил глаза мужиков из «оцепления» и студентов хореографического училища. Они верили ему. Он не может их подвести.