– Как Вы меня нашли, я догадываюсь, – снова оборвал его Вей, бросив быстрый взгляд на притихшую девушку, – И спасибо за поздравление.
Эбби покраснела, ей стало ужасно стыдно за свой обман.
– Так чем я обязан?
– Управляющий «Роттона» поручил мне передать тебе письмо лично в руки, – он протянул потёртый плотный конверт, – Оно уже три месяца лежит у него. Мы не знали, где тебя искать, ты же не оставил адреса.
Двейн молча взял протянутый ему конверт.
– Судя по адресату это твой отец…
– Я умею читать, – непривычно резко оборвал он мужчину, – Спасибо за труды, и если это всё, то прошу Вас покинуть мой дом.
Эбби впервые видел Двейна таким и с удивлением следила за происходящим. Гость сразу как-то сгорбился, и глядя на парня исподлобья, резко сказал:
– Как был упрямым невоспитанным дикарём, так им и остался, – и бросив взгляд в сторону девушки добавил, – И как только умудрился жениться на такой прелестной барышне? – и поклонившись ей, добавил, – Разрешите откланяться, – после чего развернулся на месте и через секунду ретировался.
Двейн отпустил её руку, молча кинул конверт на стол, а потом подхватив оставленный им у двери объёмный свёрток, вернулся к ней со словами:
– Посмотри, что я купил тебе. Я присмотрел его ещё в первый раз, – голос его предательски дрожал, несмотря на непринуждённый тон, который он хотел ему придать.
Не глядя на свёрток, Эбби растерянно спросила:
– Двейн, а что это сейчас было?
– Ну ты же сама всё слышала. На встречу старых друзей это точно не похоже, – он со вздохом отложил свёрток в сторону.
«Похоже, тяжёлого разговора не избежать», – пронеслось в его голове, – «Но, может, это и к лучшему?»
– Ну, как ты, наверное, уже поняла, это один из моих преподавателей из пансиона. У меня с ним, – он помедлил, – со всеми, сложились не очень хорошие отношения.
Эбби молча слушала. Говорить об этом и вспоминать своё детство Двейну совсем не хотелось, но бросив косой взгляд в сторону девушки, он понял, что рассказать всё-таки придётся. Эта любимая «заноза» просто так от него не отстанет.
– Если не вдаваться в подробности, – он вздохнул, – и описать мою жизнь тогда в нескольких предложениях, – он отвернулся к столу, – Я попал в «Роттон», когда мне не было и года. Защитить меня было некому, поэтому я стал любимой «игрушкой» для преподавателей и мальчиком для битья для воспитанников. А так как мне сильно хотелось жить, то, – он тяжело вздохнул, – пришлось выживать.
Двейн никогда ни с кем не говорил об этом, вспоминать те времена ему было всегда не приятно и больно, а сейчас к тому же ему отчаянно казалось, что он жаловался ей на свою жизнь, на своё сиротское детство, поэтому он нетерпеливо добавил: