– Любовь – это когда людей вместе не держит ничего, кроме доброй воли. Крепкие союзы существуют лишь у духовных людей, умеющих уважать и ценить других, а не живущих исключительно своим эгоизмом.
– Мне ничего от тебя не нужно. Просто отдай мне свою душу.
– В этом вся ты.
– Не только. Я тоже умею отдавать.
– Когда тебе это удобно или не вредит.
Вера вошла в освещенную гостиную почти пушкинской дачи. Пахло закатом. На полу сидели Матвей, Ярослав и Артур. Сгущалась музыка из патефона в такт ее стоптанным каблукам.
В то время с опаской начинали возрождаться собрания прошлого – воскресающие поцарапанные бокалы, уцелевшие, не перешитые ткани, вино из самых глубоких погребов. Они бедности не чувствовали. Если легко относиться к проблеме, она становится ничтожно мала. Подвязанные веревкой подошвы и матерчатые туфельки на перепонке – кому какое дело, когда за окном такая зелень и буйно цветет молодость, еще не сглаженная тисками государства. Что им здесь и сейчас было до чужих шахматных партий? Прежде на войну шли из долга или по профессии…
– Он куда-то совсем ее забросил, – сказал Артур, знавший про их круг или немного, или все.
– Ну что, она создает быт – отличное занятие, – ответил Ярослав, пока Матвей что-то допивал и тянулся к газете. По сравнению с Ярославом он показался Вере совсем мальчиком с этими его розовыми скулами.
Вера обратилась к спокойно курящему Ярославу прямым и немного летающим взглядом, беспардонную силу которого смягчала легкая припухлость ее щек и плавные линии теплых волос. Она словно только что очнулась от векового сна, разбуженная ударом гонга, а не поцелуем.
Ярослав избегал рифм, увековеченных на бумаге. Это казалось ему прибежищем слабаков и женщин. Обычно женщины благоговели или кокетничали перед ним. Он, не задумываясь, воспринимал это как данность. Но чтобы женщина смотрела на него так, как теперь эта вечно смеющаяся девушка с серьезными жизненными принципами…
– Что же в этом хорошего? – спросила она.
– А что плохого? Каждому свое.
– Он либо закабалил женщину, у которой был потенциал, либо связал себя с односторонним человеком. И то и другое одинаково печально.
Ярослав посмотрел на нее, не улыбаясь. С ним не было легко, как с остальными, ставшими ее друзьями или мишенью для метких шуток. Вера даже уселась выигрышно для себя, вытянулась и начала говорить не своим голосом, снижая его тембр и тщательно выбирая выражения. Остальные как-то смолкли и не без удовольствия наблюдали за их перепалкой, особенно Матвей, которому самому часто попадало от жены в неконтролируемых спорах, когда в ход шли все средства от сарказма до легких пощечин.