– У меня никого не было, – шепчу, пока еще могу соображать.
– Я догадался, хоть в это невероятно сложно поверить.
– Почему? – резко хмурюсь, пытаюсь побороть головокружение и поймать его взгляд.
– Потому что перед тобой невозможно устоять.
Все, что он делает после, уверена, будет еще долго терзать меня во снах. Я бы назвала это грязным, если бы каждое его касание не было кристально нежным. Никита кружит мне голову, доводит до блаженства. А когда я спешу возмутиться, что он все еще в штанах и явно желает большего – да и я явно этого хочу – он ловит мои руки в капкан и заводит за голову.
– Не спеши, – он невинно целует в губы, заваливается на бок и смотрит на меня. Я все еще тяжело дышу – грудь вздымается высоко, но я не намерена прекращать.
– Я хочу, чтобы ты был первым, – говорю в лоб.
– Рада, – смакует мое имя и смеется в голос, – твоя прямолинейность – отдельный вид искусства.
Я вдруг теряюсь. Не нужно было говорить? Я не знаю, как правильно!
– Эй, тише, ты чего? – Никита прижимает к себе и целует лоб. – Не сомневайся, я польщен, но считаю, что на сегодня острых ощущений более чем достаточно. Согласна?
Он меня чуть встряхивает, заставляет посмотреть в глаза и поверить ему. Даже сейчас заботится обо мне, хотя у него по-прежнему не видно радужки из-за чернющих зрачков.
Мы лежим некоторое время молча и глядим друг на друга, пока не начинает клонить в сон. Я поворачиваюсь к Никите спиной, он крепко меня обнимает. А когда засыпаю, кстати, без ужина, целует шрам на лопатке.
– Спокойной ночи, Рада, – слышу шепот над ухом, но уже не уверена, что наяву.
Рада
Первый день на работе проходит суматошно. Ужас, сколько накопилось дел, а бумаг! Сколько леса пострадало-то! Защитники природы и по наши души придут, зуб даю. Еще и время тянется так медленно, как никогда. Я постоянно отвлекаюсь на телефон: проверить, не пропустила ли, часом, звонок. Отвечаю Никите, лишь к полудню соизволившему спросить, как моя рука. Хорошо, весь день проходит хотя бы без вызовов. Я потихоньку вливаюсь, даже немного тренирую Волка на кинодроме. Тот, правда, капризничает – разбаловал его Никита хорошей едой.
И все же ночное дежурство дается с трудом. Уже к десяти валюсь с ног, режим Горского напоминает о себе.
– Смотреть на тебя жалко, крох. Быстро спать, я на звонки, если что отвечу! Заявок все равно нет, – бросает Ира с порога и отбирает у меня журналы, которые я никогда не закончу заполнять.
– Мне чуть-чуть, – бормочу едва ли связно.
– Чуть-чуть, и кони двинуть? Закругляйся, это приказ.
– Ир, за что ты мне такая, а?