We will be there – alone!
Последнее восклицание я произнёс шёпотом, чуть ли не засыпая с поникшей головой. Едва выговаривая слова, я продолжал, нервно улыбаясь:
– Пойми меня, мы выбираем пути, мы мчимся по ним, и у нас нет много времени, чтобы жить. Нужно бороться со страхами; можно, конечно, иметь свет или темноту внутри, но ни в коем случае нельзя зарываться в себе, – я говорил, засыпая, словно самому себе. – Я создам своё солнце, которое будет освещать мой путь, – шум ветра заставил меня повысить голос, тогда мне казалось, что я кричал, но в действительности я тихо произносил слова, но медленно и внятно, и Фред мог слышать их, – путь будет честный и осмысленный. Я буду писать, разжигать сердца людей, пытаясь разбудить их, а не замкнуть в себе. Я не позволю себе утонуть в океане собственных мыслей, наоборот, я откроюсь для мира. Я буду бороться, меняться, потому что это правильно, – тут кашель прервал меня, но потом слово вырвалось из меня, важное слово, которое характеризовало весь мой жизненный путь, – наверное…
Я ничего не видел, опустив голову на колени и закрыв глаза, но Фред нервничал, переживал странные эмоции, пугавшие его самого; он колебался, но после того, как я замолк, он отпустил моё плечо, поднялся и, произнеся: «Мне пора идти…» – побежал вниз, к полю, прочь от обрыва, прочь от меня.
Его побег разбудил меня; я резко поднял голову, но уже не мог ни крикнуть что-либо, ни догнать его, я просто смотрел, как исчезает его серая фигура.
Но что я сказал? В огромном раздражении я вновь ощутил гнев. Я взглянул на пропасть с обрыва, и мне захотелось кинуться в её объятия. Я вспомнил, как не раз хотел убиться в юношеском возрасте, спрашивая себя: «И зачем всё это?!», но затем небо отразилось в моих глазах, мрачное, оно как-то успокаивало меня, потупляя боль. Нет, я не мог прыгнуть вниз, потому что столько всего было здесь, в жизни, а там… а там ничего нет!
Ожидание… Я ничего не ждал и знал, что нужно было найти силы и возвратиться. Ветер утих, тёмная ночь начинала поглощать свет. К сожалению, я был беспомощен и не мог встать, со слезами на глазах отдавая своё тепло холодной земле.
Бороться… Пока люди сражались друг с другом, пока миллионы убивали друг друга, стоя на своих сторонах, пока погибали народ за народом, пока, руководимые всякими там патриотизмами и честями, защитники бросались на смерть и свою, и чужую, пока война за войной уничтожали то, что веками воздвигал человек, пока люди подчиняли условия, учитывая лишь свои интересы, пока человек унижал и уничтожал подобного себе, – я должен был бороться. Даже если и должен был, то только с собой: становиться лучше, пока всё вокруг гниёт, помогать людям, которые всегда готовы перерезать ближнему горло ради себя и только себя, жить для людей, создающих волны огромной толпой, на гребнях которых красуются их короли, – на фоне всего я должен был оставаться человеком.