Жадно хватая воздух и все равно задыхаясь, Мыш заметался по клетке. От него несло спиртом и чем-то еще – непонятным и от этого опасным. В памяти Мышонка таились тысячи ароматов, уловленных им хотя бы однажды, и он лихорадочно пытался подыскать аналогию новому, но додумать не получилось.
Тепло руки Геннадия мягко окутало его тело, подхватило и вознесло вверх, к потолку, к свету. Глаза Мышонка успели выхватить приближающийся к нему стеклянный шприц, заполненный мутной взвесью, и спиртовая дурь оглушила его, сокрушила сознание…
11
…Мышонок очнулся от зловония, исходившего откуда-то сбоку. Невероятным напряжением сфокусировав зрение, он увидел кроваво-черные глаза, недобро изучающие его. Первым побуждением было – подхватиться и побежать, и он попытался сделать это, но убийственный удар чужой когтистой лапы опрокинул его на спину и отбросил в угол клетки. Из разорванного уха хлынула кровь, заливая глаза.
Ожидая продолжения боли, Мышонок съежился, превращаясь в зажатый страхом мышечный ком, но новой атаки не последовало: вошла Ольга с тазом батоновых ломтей под мышкой и полной кастрюлей перловой каши.
– Деретесь, сволочи… Ох, я вас…
И бросила щедрый ковш густо сваренной перловки на решетку. Подумав, сунула руку в карман, извлекла пару морковных кружочков:
– Жрите, паразиты…
Кровь не унималась, и волны тяжелой тошноты накатывали одна за другой. Мышонок попытался встать на лапы, но усилие мышц отозвалось резкой болью в низу живота – как раз в месте инъекции, – и его вырвало. Он остался лежать, ощущая резкий запах желудочного сока, затекшего под опилки. Сильно знобило, и почему-то вспомнились теплые руки Геннадия. Такие руки не могли причинить зло. Значит, это для чего-то необходимо. Надо потерпеть. Просто потерпеть. Потерпеть…
Тем временем Мыш разобрался с перловкой. Оставались лишь пару зернышек, закатившихся под бортики клетки, но на сытый желудок было лень дотягиваться до них. К тому же, благоухал десерт – круги моркови, – и Мыш переключился на них. Сочные морковные ошметки разлетались от его зубов и пятнали красным бело-желтые опилки вперемешку с застывшими бурыми кровавыми пятнами, натекшими из Мышонка. Доев морковь, Мыш с любопытством оглядел неподвижно привалившегося товарища и, решив, что тот не жилец, грузно побрел в свой угол укладываться на дневной отдых. Вскоре сытая истома сморила его.
12
Мышонок осторожно пошевелился, проверяя крепость сна Мыша. Свернувшись уютным шаром, тот тихо посвистывал носом. Мышонок отполз в сторону и увидел темное пятно мочи. Мочой пропиталась и шерсть с того бока, на котором он лежал, и этот запах напомнил Мышонку о его слабости. Опираясь на передние лапы – попытка усилия задних все еще отзывалась болью во всем подбрюшье, – он прокрался в другой угол, слегка разгреб опилки и сделал подобие норки.