— О чем ты сейчас думаешь? — Опа! А он, оказывается, не спит, да и выглядит не в пример лучше, чем после первого оборота. Немного уставший и заторможенный, как в конце дня тяжёлого физического труда, но вполне адекватный.
Я даже под пытками не созналась бы, о чем сейчас думала, поэтому решила обсудить другой вопрос.
— Как ты себя чувствуешь? Второй оборот прошел легче?
— Все хорошо, — подтвердил Никита и повернулся на бок, заставив меня опять отвести взгляд от гипнотизирующего перекатывания мышц под кожей. — Тело немного ломит, но это ерунда, не сравнить с первым разом.
После его слов о первом разе я неожиданно для себя покраснела, а Никита прищурился и внимательно посмотрел на мои розовые щеки, загадочно улыбнулся и опять перевернулся на спину.
— Ты не сильно испугалась? — спросил он, разглядывая потолок, а я с облегчением ухватилась за безопасную тему.
— Вообще не испугалась, даже удивительно. Было страшно в начале, когда ты начал царапать себя и рвать одежду, а ещё — в момент падения. Но это так быстро произошло, а потом появился волчонок… Его я ни капли не боюсь. Он у тебя подрос, ты знаешь?
— Знаю, — Никита довольно улыбнулся. — Альфа сказал, что волк будет расти и становиться сильнее с каждым оборотом.
Вот с этого дня и начались мои мучения. Никита раз за разом выпускал своего волка и каждый новый оборот получался у него легче и быстрее. Его зверь обрастал шерстью, прибавлял в росте и весе, развивал силу и ловкость, и я не успевала привыкать к его новому виду и возможностям, а позавчера, вообще, пришла в ужас, когда Никита принес с охоты окровавленного зайца. Здоровенный волк альфы довольно скалился на опушке тополиной рощи, лишь немногим уступающий ему волк Никиты тоже выглядел счастливым, а я с трудом сдерживалась, чтобы не впасть в истерику.
Зайца от меня убрали и, правильно оценив реакцию на "подарок", больше таких сюрпризов не устраивали.
Зато продолжали вовсю пытать полу-обнаженным телом и всякими нежностями. Нет, Никита не переходил черту и даже, на мой взгляд, стал гораздо сдержаннее, но это подействовало на меня странным образом. Мне захотелось большего, но признаться в этом я боялась даже сама себе, не то, что Никите.
Поэтому сейчас, когда он задал вопрос, почему я такая "грустненькая", я не нашлась, что ответить и молча ушла в дом, где старательно отвлекала себя делами до самого вечера, но и это не помогало.
Какие у меня могут быть дела? Последний экзамен Бельшанский проставил автоматом и впереди у меня был почти целый месяц каникул. Мама с отчимом укатили в автомобильное путешествие по Южному побережью и мой телефон разрывался от входящих сообщений с их фотографиями в стиле "я и пальма", "я и прибой", "я и какая-то древняя фигня". Вибрировал он и от Катькиных посланий с берега Адриатического моря, где они с мамой культурно обогащались и загорали в Черногории.