— Расскажешь? — его подбородок уперся мне в макушку, руки обняли-спеленали крест-накрест и я, вздохнув, решила признаться в том, что меня мучило.
Не знаю, специально ли он выбрал такую позу или случайно, но говорить, сидя к нему спиной, оказалось легче, чем лицом к лицу.
— На самом деле, ничего особенного… Мне просто неудобно.
— Почему? Ты жалеешь о том, что произошло?
Даже спиной я почувствовала его напряжение, прислушалась к себе и поняла, что ни капли не жалею.
— Нет. Это трудно объяснить. Наверное, мне нужно просто привыкнуть к мысли, что… что… уже все.
Вслух произнести "я уже не девственница" у меня не получилось, хоть я и пыталась взбодрить себя напоминанием — мы живём в прогрессивное время и мои пуританские ужимки сейчас ни к чему, более того, на фоне раскованности других девушек, они смотрятся смешно.
— Не мучай себя. Я все понимаю и очень рад, что ты именно такая. Но, это же не все, я прав? — Никита потерся подбородком о макушку и щекотно дунул в волосы, отчего по шее побежали мурашки.
Я набрала побольше воздуха, зажмурилась и выпалила одним духом, пока не передумала:
— Я постоянно думаю о прошедшей ночи. Это как-то странно.
— Было бы странно, если бы ты не думала об этом, — Никита погладил меня по плечу и вернул руку на место, кажется, ещё теснее прижав к себе. — Я вот тоже ни о чем другом думать не могу. Сам не верю своему счастью.
Насчёт счастья я бы поспорила и не стала бы первый секс так превозносить, если только… Стоп. У меня-то он был первым, а у Никиты? От неожиданной мысли о его возможных похождениях мне стало неприятно и эмпат за моей спиной, конечно, сразу отреагировал.
— Насть? О чем ты думаешь?
О чем, о чем… О бабах твоих.
— Настя, ты можешь обсуждать со мной все, что угодно. Как в прежние времена, помнишь?
На ладно, сам напросился.
— Никит, а у тебя уже был секс раньше?
* * *
Молчание за спиной затянулось и я, хоть и не претендовала на звание телепата, все поняла без слов.
— Значит — был. — И без того паршивое настроение испортилось окончательно, я решительно сбросила с себя загребущие лапищи и отползла на другой край кровати.
Никита смотрел покаянно и молчал, но что мне эти оленьи глаза, когда все, что он старательно лил мне в уши последние две недели оказалось враньём?
— Как же так, Никит? Ты же говорил, что любил меня лет с пятнадцати, правильно? И как в твоей голове совместились любовь и измена? Нормально тебе было? Или ты скажешь, что представлял меня на месте той девушки или девушек?
— Настя, — отмер Никита и в его голосе и, тем более, во взгляде плескались океаны отчаяния. — Это вообще не важно, поверь мне… Я их даже не помню!